Макс Мах - Короли в изгнании

«Чудны дела твои, Господи! – думал Виктор, слушая рассказ Гидеона. – И неисповедимы дела твои. Это ж какая альтернатива вызрела в этом мире! Какой сюжет!»

Действительно, по сравнению со всем этим, знакомая ему гораздо лучше страна Утопия была всего лишь небольшой и вполне логичной, если подумать, вариацией на тему известной им с Максом истории. Всего лишь реализацией одной из возможных, вполне реальных, кстати, потенций его собственного мира!

«Значит, – решил он, – бывает и так. Может быть».

В половине четвертого в дверь позвонили. Гиди пошел открывать, и они ненадолго остались вдвоем.

– Поговори с ним сам, – сказал Виктор, отдававший себе отчет в том, что с глазу на глаз местный Макс, возможно, расскажет его собственному Максу гораздо больше, чем если они будут беседовать втроем.

Макс ничего на это не сказал, только кивнул. О чем говорить? Все было понятно и так. Жизнь штука несложная, если только не усложнять ее специально.

Дверь в гостиную открылась, и к ним в сопровождении Гиди вошел высокий коротко стриженный старик. Он был чуть грузноват и сутулился немного, но держался уверенно и смотрел на мир ясными и внимательными глазами. Тот еще старик. Ну недаром же они прозвали его Железным? Такие прозвища неспроста даются и не просто так за человеком закрепляются. И дай нам бог, чтобы про всех нас наши внуки так говорили. С большой буквы.

Старик неспешно, но уверенно прошел на середину комнаты, приблизившись к вставшим ему навстречу Виктору и Максу, остановился напротив них и стал внимательно рассматривать Макса. И то сказать, Виктора он тогда не видел, а вот Виктор… Виктор вгляделся в старика и понял, что никакой ошибки нет. Это был Винт. Пусть постаревший – семьдесят лет прошло! – но все же узнаваемый. Винт!

– Ну вы тут поболтайте, а я пока пойду, кофе сварю, – сказал он и направился к двери. – Гиди, будь другом, покажи, где тут у вас что, а то я сам, боюсь, не разберусь.

Гиди Виктора понял и присоединился к нему без возражений. И вопросов не задавал. Не дурак.

Странная штука – время. Ведь знаешь, как может оно лететь стремительно, когда хотелось бы, наоборот, что-нибудь вроде «остановись, мгновенье!». И как оно тянется, знаешь. Все это ведь было уже в твоей жизни, и не раз. И ждал подолгу, и кипел, вылезая вон из штанов и кожи, когда пытался назло всему вонзить себя между двумя мгновениями быстротекущего времени. Все это было. И вот, испробовав, казалось бы, все на свете, все испытав, приучив и научив себя чувствовать время и себя в нем, смирившись с бессилием перед космической его мощью, ты обнаруживаешь вдруг, что все напрасно. Дело не во времени, а в тебе. А ты… ты всего лишь человек.

«Ну чисто дите малое, честное слово!» – расстроенно констатировал Виктор.

А время тянулось отвратительно медленно. Оно тащилось, как издыхающая коняга, которую понукай не понукай, а толку – чуть. Там, в гостиной, Макс и… еще один Макс «перетирали» свои семейные тайны и их с Виктором проблемы. А Виктор был не там, а здесь, где не было слышно ни единого слова из всех, что уже были произнесены за эти три часа, и из тех, которые произносились сейчас.

Он уже сварил кофе. И кофе удался. Он получился, потому что Виктор вложил в него не только умение, но и нерв. Произведение искусства, шедевр, вот какой это был кофе. И Гиди отнес две чашечки в гостиную, а потом вернулся, и они с Виктором выпили свой кофе и даже по паре капель коньячку «Отард» накатили (из хозяйских запасов), «за жизнь!» и «за победу, за нашу победу!». Как водится, как можется. И поговорили о том, о сем, и Виктор снова встал к станку. Вторая порция получилась хуже. То есть это, конечно, был кофе, и был он не плох, если честно, но не «что-то особеннова». Нет. Впрочем, выпили и его, а заодно и коньяк допили, которого и было-то чуть. Грамм триста. Сущие пустяки.

Теперь он варил кофе в третий раз.

«У старика Шулема мы тоже пили кофе три раза, зато потом… Не каркай! – оборвал он себя. – Нам только силового прорыва сейчас не хватает».

И то сказать, у Виктора не было возражений против прорыва как такового. Но куда? Вот это и был самый что ни на есть гамлетовский вопрос. Куда, на хрен, прорываться, если они затерялись в этих параллельных вселенных, как дите малое в дремучем лесу.

Впрочем, вся эта суета и брюзжание привычно кипели на верхнем уровне, там, где им и положено быть. Зато ниже, в Глубине , мысль Виктора была, как всегда, холодна и стремительна. Там в безмолвии его внутреннего космоса вершилась тяжелая, но продуктивная работа аналитического аппарата. Руки делали свое дело. Говорила говорилка . Глаза искали и находили важное и актуальное за шелухой визуальных эффектов. Жила своей особой жизнью, структурированная и разделенная неснимаемыми печатями на уровни и подуровни, Внутренняя Сфера , а в Глубине Виктор сколачивал конструкцию понимания, сбивал и организовывал смыслы, обустраивал обрывки данных в гнездах строящейся конструкции, дополнял, додумывал… Постигал.

Шаги Макса он услышал сквозь закрытые двери, хотя и дверей этих было ровным счетом две штуки, и пространство двух комнат лежало между ними, и Макс, как обычно, шел тихо. Конечно, это был еще не боевой шаг, но все равно для большинства людей Макс шел практически неслышно. И все-таки Виктор его услышал. Ждал потому что. И услышал.

Скрипнула, отворяясь, дверь, и Макс вошел в кухню.

– Ну, родственничек, – спросил Виктор, не оборачиваясь. – Какие новости?

– Как ты себя чувствуешь, Витя? – озабоченно спросил Макс. Виртуозно передав голосом свою озабоченность. Так правильнее.

– Я? Замечательно. А что?

– С каких это пор мы с тобой родственники?

– Ах, это! – воскликнул Виктор, оборачиваясь. Он был сама беззаботность. Он лучился улыбкой. И неспроста. Он уже все понял. Карты опять легли, как надо. Может быть, и в самом деле, им ворожат великие боги Ахана или их земной грозный Бог?

– Ах, это? Ну это просто. Я кто?

– И кто ты?

– Рюрикович.

– Вычислил? – без удивления спросил Макс.

– Ну если ты сам не соизволил поделиться, пришлось мне извилинами пошевелить. Я же твой род, Макс, до четвертого века проследил, до Цфата. Ну а в свете некоторых новых наблюдений…

– Молодец, только выброси из головы всю эту средневековую ахинею. Мы не родственники, Витя, хотя и братья. Рюрик не Меровинг, а Меровинги не потомки Христа. А Христос, ты уж извини меня – я никого обидеть не хочу, – но он не был потомком Давида. Царский род это царский род, и в первом веке люди – много людей, Витя, – еще четко знали, кто и от кого родился. И Ирод знал, потому и бесился, но сделать ничего не мог. Найти не мог. А искал он, как ты верно отметил, именно моего предка. – Макс усмехнулся: – Такие дела.