Виктор Бурцев - Охота на НЛО

— Домой! Я сказал, домой!

Прохожий дядя с ужасом посмотрел на хулигана в дикой одежде, кричащего на почтенного пожилого человека, и прибавил ходу. Екатеринбургский пожал плечами и, согнувшись в три погибели, медленно пошел прочь, в обратную сторону.

— Твою мать! — отчетливо сказал за спиной Хейти.

Из переулка вырулила давешняя белая «девятка», щедро украшенная пучками травы, висящей на бампере. Сергею некогда было разглядывать, кто там сидит внутри, да и стрелять он тоже не собирался — зачем своих-то крошить почем зря, это не боевики, у них тоже семьи, дети… Поэтому он побежал, за ним побежал и Хейти, а вот краевед Екатеринбургский воспрял и быстро, насколько позволяли артритные ноги, метнулся наперерез машине.

«Девятка» сбила его как кеглю.

Старенький краевед взлетел на капот, ударился о лобовое стекло, которое вдавилось внутрь, потом скатился и отлетел на тротуар. Машина вильнула, всего на долю секунды водитель дернул руль, но на такой — скорости этого хватило. На мокром свежеположенном асфальте «девятку» занесло, крутануло и ударило о торчавший поблизости укладчик. Практически сразу взорвался бензобак.

В школе заверещал звонок, откуда-то сразу же повалили смотреть на пожар дети, а Сергей, остановившись, смотрел на тело старичка.

Екатеринбургский лежал на боку, подложив руку под голову, будто спал. Из-под нее растекалась красная жирная лужа, по луже уже побежали дождевые круги, неестественно вывернутые ноги еще слабо подергивались…

— Умер? — спросил Хейти.

— Пошли, — буркнул Сергей.

Они быстрым шагом миновали несколько проходных дворов, очередь сдающих стеклотару в фанерный синий ларек, строительную площадку… Хейти сопел за спиной, изредка что-то хмыкая себе под нос.

«Еще один. Безобидный старичок, всю жизнь просидевший в ожидании подвига, пускавший слезу над Солженицыным и Гинзбург, печатавший на разболтанной машинке призывы „Долой ГКЧП!“, собиравший по листочку свои архивы, которые теперь канут на Добровольского. Он умер, так и не узнав толком, для чего умер. Да и вряд ли он хотел умереть… К машине бросился сдуру, не под танк же с гранатой, думал, наверное, что остановятся, испугаются… Ладно, его хоть жалеть некому.

«Потонем в крови, — думал Сергей, — потонем на хрен. Тарелка сучья, это ж не золото партии мифическое, не Янтарная комната, это куда хуже, куда больше. Это страшно. Взорвать ее, взорвать вместе с этими мудаками в халатах, с их нобелевками, статейками многомудрыми… Прав Хейти, бомбу туда, бомбу!»

— Вон туда!

Они спрыгнули в оплывающую глиной канаву, уходящую в моросно-туманную даль, и, чавкая ногами и оскальзываясь, побрели к заводским дымам.

Приют был как приют: недостроенное трехэтажное здание белого кирпича, подведенное под крышу и с тем брошенное. В лучших традициях демократического реализма, как говорил капитан Курочкин из ОБЭП.

Они забрались на самую верхотуру, забаррикадировав на всякий случай лаз кусками досок и решетками арматуры. Место было на семи ветрах, никто тут постоянно не обитал, но, видать, захаживали — судя по пустым консервным банкам, битой стеклопосуде, презервативам, похожим на маленьких дохлых кальмаров, и сконцентрированным в уголке кучкам отходов жизнедеятельности.

Из окна открывался вид на серо-зеленое поле, редкий далекий лесок и высоковольтную линию. По трассе километрах в трех ехали игрушечные разноцветные автомобильчики. Дождик все так же вяло накрапывал, крыша в паре мест текла, но в целом было сухо и даже по-своему уютно.

— Со жратвой мы прогадали, — сказал Сергей, сидя на полу и ежась. В одежде из секонда он мерз, особенно в шортах. Спасибо Сашку, чтоб он политурой своей захлебнулся… — Что там у нас осталось?

— Ничего, — сказал Хейти.

— Надо потом будет доползти до продуктового и купить пожрать. Я пойду, само собой… Только штаны одолжишь.

— Одолжу, — сказал Хейти.

— Ну что ты смурной такой? Чокнемся ведь. Анекдот расскажи, что ли. Знаешь анекдоты?

— Не знаю, — сказал Хейти.

— А я вот знаю. Приходит мужик к директору цирка и говорит: «Возьмите меня на работу». Тот ему: «А что вы делаете?» — «Я работаю на контрастах». — «Это как?» — «А вот представьте: полный цирк народу, вывозят на арену большую бочку дерьма и взрывают. Весь цирк в дерьме, все в дерьме, и тут я выхожу на арену — весь в белом…»

Сергей мрачно посмотрел на Хейти.

— Чего не смеешься, Кингисепп? — Над чем? И почему Кингисепп?

— А я из эстонцев только Кингисеппа и знаю. У вас там вообще великие люди какие-нибудь были? Писатели, полководцы, композиторы? Раймонд Паулс не у вас был?

— Нет. Паулс был не у нас, — печально сказал эстонец, примащиваясь на бетонном блоке. — У соседей.

— А-а… Жалко. Я думал, у вас. Песенка хорошая была: «Бабушка рядышком с дедушкой». У меня мама все плакала, когда по телевизору показывали. Детишки пели, и все такие тщедушненькие, беззубенькие… А анекдот не понравился, что ли?

— Нет.

— Ну, расскажи свой. — Я не знаю. Не люблю.

— Нехорошо не любить анекдотов, — покачал головой Сергей. — Тебе просто хороших не рассказывали, наверное. Вот слушай еще один, недавно старшина рассказал из ДПС. Папа спрашивает у Вовочки: «Чего читаешь?» — «Да так… училка книжку дала…» — «Как называется?» — «Лесбиянки». — «Да ну? Дай глянуть!» Хватает батя книжку, садится довольный в кресло, смотрит на обложку и разочарованно говорит: «Тьфу! Бианки… „Лес“…

Сергей захохотал, хлопнув себя по коленям ладонями. Эстонец исподлобья посмотрел на него.

— Глупо.

— Чего, и этот не покатил? Не, ну я тебя не понимаю. Классный анекдот! Старший сержант Косицын аж автомат уронил! Ох, и чувство юмора у тебя… Нету у тебя чувства юмора.

— Только что человек погиб. Старенький человек, добрый, наверное, — сказал сквозь зубы Хейти. — Помогал нам. А ты смеешься. Рассказываешь юмористические истории.

— Ты не понял, да? — окрысился Сергей. — Ты думаешь, вот русская свинья, жестокосердная и тупая, вокруг трупы громоздятся, а он анекдоты травит, да?! Тонкую твою натуру коробит от такого соседства, ага? А если бы я сейчас сидел и над всем этим тщательно думал, у меня бы башка по стенкам разлетелась, как у того Ломоносова!

— А что было с Ломоносовым? — недоуменно спросил Хейти. Сергей остановился с полуоткрытым ртом, сказал: «Э-э-э», помолчал и развел руками:

— Да ничего. Это я так, неудачный пример. А за старика я, жив буду, сто пятьдесят выпью и тебя заставлю. Так что ты не думай, чего не надо.

Сергей поднялся и стал мерить площадку, на которой они сидели, длинными шагами. Потом стал читать надписи, в обилии имевшиеся на стенах. Хихикнул:

— Видал? У вас небось такого не пишут. — У нас вообще не пишут,