Пол Филиппо - Вавилонские сестры и другие постчеловеки

Не сказав ни слова, Марл запустил ионный привод. Анна увидела, как, обозначая ускорение, замелькали красные цифры.

Клит лежала неподвижно, уединившись с монополем. Анна почувствовала, что не имеет права тащить ее силой. Хиш сделала свой выбор.

Анна надела шлем и направилась к складчатому отверстию, служившему внутренним люком корабля. Отсюда она в последний раз взглянула на Марла.

Его широкая лишенная волос спина сгорбилась над панелью управления, Марл что-то нашептывал себе под нос. Анна разобрала только «… дерьмо…».

Или – «домой…».

Легким касанием она привела в действие механизм, шагнула в отверстие и остановилась перед внешней дверью из металла и резины. Отверстие позади нее захлопнулось. Анна открыла люк, выпустив воздух. Струя газа вынесла ее в космос, в сторону от корабля.

Болтаясь в скафандре, который мог лишь отсрочить ее гибель, Анна нашла силуэт «Одинокой леди» на фоне неописуемо яркого сияния, летящий туда же, куда Анну вскоре приведет ее собственная траектория, если никто не придет на помощь. Поляризация шлема не спасала от сияния, и скоро глаза Анны заболели от яркого света.

Вскоре корабль превратился в крохотное пятнышко вроде точек, оставляемых мухами на стекле, на фоне медузообразного диска, ставшего западней для монополя.

Переговорное устройство затрещало – приближался корабль Зангера.

Чувствуя себя одиноким солитоном, Анна гадала, сколько атомов испарившегося тела Клит в конце концов найдут свой путь к губительному ядру монополя.

Перевод. М. Клеветенко, 2006

Сегодня Карла снова пыталась убедить меня отказаться от проведения опыта на самом себе. Кажется, она сказала следующее:

– Алекс, ты же не собираешься на самом деле осуществить этот безумный план!

– Я должен.

Надеюсь, голос мой звучал достаточно убежденно. Говоря откровенно – а где еще откровенничать, как не в собственном дневнике? – я и сам испытывал некоторое беспокойство, но ни за что на свете не признался бы в этом Карле.

– Но ведь нет другого способа доказать правоту моей теории! – весьма убедительно продолжил я.

– А как насчет опытов над животными? Ты ведь даже не пытался!

– Феномен, который я собираюсь исследовать, невозможно изучать снаружи. Животные не способны описать те перемены в восприятии окружающего мира, к которым приведет эксперимент. Нет, животные мне не помогут.

Как обычно, Карлу разозлили мой напор и логика. Это всегда было камнем преткновения между нами: Карла уверяла, что мне свойственно нездоровое отсутствие эмоций – «невозможная тяжесть», как она однажды выразилась, я же, в свою очередь, обвинял ее в излишней легковесности и оторванности от твердой почвы. Наши подходы к жизни были так различны, что меня не переставало удивлять, как долго нам удается оставаться любовниками.

– Ты хоть понимаешь, как рискуешь? – сурово спросила Карла.

– Понимаю.

– И, по-твоему, риск оправдан? Ты что же, полагаешь, что если добьешься успеха, то Завгородний свернет свои шатры и, крадучись, уползет восвояси?

– Нет, этого он не сделает, – ответил я, – однако если мои предположения окажутся верны, я буду утешаться мыслью, что сумел внести свой вклад в понимание человеком природы вселенной.

Секунд пять Карла презрительно рассматривала меня, затем промолвила:

– Полная херня.

Я отпрянул.

– Что?

– А то – все это чушь собачья. На самом деле ты просто хочешь, чтобы эту штуку назвали в честь тебя. Признайся же! Тебе невыносима мысль о том, что твой бесценный новый элемент будет называться «завгородниум». Только это тобой и движет! Ты собираешься рискнуть здоровьем – и даже жизнью! – и все ради того, чтобы бесчувственный химический элемент носил твое имя!

Карла начала плакать. С неуместной точностью я отметил, как в крошечных бассейнах в уголках глаз скапливаются первые слезинки. Я всегда был наблюдательным. Просто это часть моей работы.

Затем Карла промокнула глаза рукавом и спросила:

– Ну же, ответь, разве я не права?

– Ты права, – отвечал я.

Тринадцать месяцев назад в Объединенном институте ядерных исследований в Дубне (СССР) и в подразделении, которое я возглавляю в лаборатории Лоуренса Беркли в Калифорнии, одновременно был синтезирован элемент 131.

(В своих частных записках я отказываюсь именовать его «завгородниум», несмотря на то, что Дубна немного нас опередила, впрочем, у меня также не хватит смелости называть элемент «чилтониум». Посему пусть пока остается просто «элементом 131».)

Элемент 131 – субстанция, ранее никогда не виданная на Земле, стала первой из предсказанных элементов «острова устойчивости» периодической системы: это группа сверхтяжелых элементов выше номера 103 с периодом полураспада более тридцати пяти секунд. На момент написания этих заметок это единственный сверхтяжелый элемент, который удалось синтезировать.

Период полураспада элемента 131 – примерно двадцать пять дней. Демонстрируя подобную устойчивость, он предоставляет ученым возможность тщательного и всестороннего изучения. Мы смогли провести с элементом 131 гораздо больше исследований, чем с другими синтезированными элементами.

Самым любопытным его свойством оказался эффект, сходный с эффектом пьезоэлектричества.

Обычно под пьезоэлектричеством понимают способность кристаллов выделять электрический заряд при механическом воздействии.

Элемент 131 обнаружил свойство постоянно (хоть и неустойчиво) делать это в спокойном состоянии. Защищенный от обычных воздействий, без видимых механических повреждений, элемент выделял электрический заряд.

Для объяснения аномалии были выдвинуты различные теории.

Существовала единственная сила, способная производить неустойчивый электрический заряд. И от этой силы нельзя было укрыться.

Гравитация.

Я полагал, что элемент 131 особенно чувствителен к гравитации. Присущая ему атомарная структура делала элемент восприимчивым к гравитационным волнам, порождаемым объектами, чья масса больше определенного теоретического порога.

Если я хоть в чем-нибудь разбираюсь, то это именно так.

Однако не существовало способа доказать мою гипотезу лабораторным путем.

Из математического обоснования теории следовало, что для того, чтобы воспроизвести подобный эффект, потребовался бы объект, равный по массе звезде или планете.

Очевидно, что в лабораторных условиях невозможно манипулировать подобными объектами. Современная наука не умеет воссоздавать гравитационные волны, равно как не знает способа изолировать новый элемент в некоем воображаемом контейнере, куда нет доступа гравитации – для того, чтобы определить, исчезнет ли в этом случае описанный эффект.