Юрий Силоч - То, что не убивает

Кружился белеющий в темноте потолок, на который время от времени падали зелёные, синие, красные и фиолетовые отсветы. Кружились над головой всадники моего личного Апокалипсиса: Бессмысленность, Бессилие, Апатия и Чувство Вины.

Винтовка — полное дерьмо, её не привести в порядок, а другую не достать, так что затея с повторным покушением вряд ли выгорит. «Можно было бы, конечно…, - внезапно возникла в моей голове мысль, но её перебила другая, одетая в чёрное: — Тш-ш, спокойно. Никаких «можно». У тебя всё равно ничего не выйдет». И я подчинился.

«К чёрту всё, я полный неудачник. Зачем вообще убивать этого придурка?.. Если кто-то и должен умереть, так это один старый козёл. Старый козёл, который ничего не может довести до конца. Ещё и нытик, ха…»

Стало ещё горше.

«Лежит и жалеет себя. Бедный-несчастный. Может, и правда уже пора? Да, я мог бы легко прожить ещё двадцать лет, но и мои девяносто — это слишком много. Слишком много крови, слишком много боли, слишком много несчастий…»

Последнее слово вытащило у меня из памяти и повесило перед глазами имя «Эрвин» — и это усугубило моё состояние, хотя ещё минуту назад я был уверен, что это невозможно.

«Да, Эрвин… Бедняга. Он был прав: я тот ещё козёл. Ворвался в чужую жизнь, угрожал, подставил. Боже, что я только творю?..»

В глазах потемнело, я крепко-крепко сжал зубы от острого желания хоть как-то всё исправить, но увы: ничего так и не изменилось.

Потолок окрасился глубоким насыщенным синим цветом: это означало, что за окном снова соткалась голографическая реклама стремительного спортивного электрокара. Никогда не понимал, зачем его впечатляющая скорость была нужна в Корпе, — в пробках стоять?..

Моя комната стала похожа на аквариум с одной старой больной рыбой, которая вдруг повернула голову и увидела лежащий на тумбочке древний пистолет, погребённый под грязными коробками из-под лапши. В одной из них ползала жирная чёрная блестящая муха. Деловито изучала остатки еды, тёрла передними лапками…

«Боже, до чего я докатился?..»

Я закрыл лицо ладонями и глухо зарычал.

Нет.

Всё.

Хватит.

Это уже полный…

Я тянусь за пистолетом. В последний раз ощущаю в руке его тяжесть, чувствую кожей шершавые накладки и выступающие металлические части на рукояти.

Оттягиваю затвор, секунду смотрю на масляно блестящий жёлтый патрон, отпускаю, слышу щелчок, с которым затвор становится на место. Взвожу курок.

Вставляю ствол в рот. Пистолет на вкус совсем как кровь: эта мысль кажется мне очень глубокой и важной, но делиться ей с кем-то уже слишком поздно.

Закрываю глаза.

Прислушиваюсь к собственным ощущениям, но не испытываю ничего, кроме облегчения. Значит, пора.

Указательный палец напрягается последний раз в моей жизни, я весь сжимаюсь в предвкушении…

Щелчок осечки.

Следом за ним отваливается и выпадает у меня изо рта затвор.

«Вот блядь».

Всю ночь я остервенело приводил винтовку в порядок. И пусть пришлось изорвать на тряпки одну из двух имевшихся простыней, к утру я сумел-таки зарядить и взвести свою новую игрушку. Правда, после этого затвор намертво заклинил, и потребовалось потратить ещё какое-то время на то, чтобы это исправить.

Неудачная попытка застрелиться здорово взбодрила: я решил принять случившееся не как очередную неудачу, а как знак свыше, и предпочёл направить силы в более продуктивное русло. Репутация сама себя не восстановит.

Во время ремонта я грязно ругал тех, кто довёл ствол до такого состояния. Африканцы совершенно не умели обращаться с оружием: чистили в лучшем случае раз в жизни, бросали где попало — зачастую в грязи и сырости — и очень любили сидеть, уперев ствол в землю, а ладони и подбородок умостив на прикладе.

К слову, оружие платило им той же монетой: клинило, ломалось, взрывалось, отказывало в самый неподходящий момент, и мне хотелось видеть в этом не только причинно-следственную связь, но и кармическое воздаяние.

После беглого осмотра возникла идея закинуть все металлические части оружия в ванну с растворителем, но я побоялся, что винтовка растает вместе с ржавчиной, и выполнял все операции вручную. В итоге всё оказалось не так уж и плохо. Я вытряхнул из внутренностей песок и выгнал пауков, отчистил разъеденные коррозией детали, смазал движущиеся части и зафиксировал неподвижные, заменил ствол на запасной, оставшийся от прежней винтовки, аккуратно заклеил и скрепил ложу (к сожалению, без хомутов не получилось обойтись), и даже сумел при помощи отвёртки, молотка и саморезов пересадить хромированную прицельную планку с чудовищного револьвера Нгуту. Да, она была коротковата, но иной, к сожалению, под рукой не нашлось.

Ранним утром я пробрался в один из огромных бассейнов-цистерн, куда стекалась вода во время сезона дождей. Он не пустовал: сверху, на одном из уступов, сидела, свесив ноги в бездну, громкая компания чёрных подростков с бутылками. Они слушали какое-то дерьмо, громко смеялись, кричали мне что-то и кидались мусором, но из-за расстояния опасности не представляли. Тут, на дне, я больше рисковал свернуть шею, споткнувшись о затаившийся в песке мусор, принесённый дождевой водой. Сейчас меня окружали только разрисованные стены да гулкое металлическое эхо, вынужденное усиливать звон, визгливый смех и то, что подростки называли музыкой. На недосягаемо-высоком потолке горели тусклые белые лампы — из-за расстояния маленькие, как звёзды, и дающие немногим больше света.

Воткнув в наиболее выдающееся нагромождение хлама несколько пропылённых пивных бутылок, я отошёл на сотню метров, снял винтовку с плеча, дослал патрон и прицелился. Баллистический калькулятор пикнул и показал таблицу с расчётами, но я его выключил. К чёрту. Он и так уже очень помог. В конце концов, я принадлежал поколению, которое не пользовалось «железом», и в моё время исход столкновения зависел от личных умений и известной толики везения.

Первый выстрел ушёл в молоко. Эхо от грохота почти половину минуты носилось под сводами бассейна и отскакивало от стен и потолка. Если бы не шумоподавление, ушам пришлось бы несладко.

— Мазила! — крикнули сверху и издевательски захохотали, отчего мне захотелось пристрелять винтовку на живых мишенях. Поиграть, скажем так, в десять негритят.

Зелёная сетка дальномера показала расстояние между попаданием и целью, после чего я подкрутил прицел на винтовке и пальнул ещё раз. Уже лучше, но всё равно следовало брать чуть левее и выше.

Потребовалось пять повторений, прежде чем бутылка разлетелась, вызвав ликование на трибунах.

— Повезло! — обиженно воскликнул один из компании. — Просто повезло!

Я резко вскинул винтовку, направляя её в сторону компании, и усмехнулся с мрачным удовлетворением, увидев, как быстро детишки скрылись. Исчезли моментально, как в воздухе растворились, и только опрокинутая пустая бутылка, долго-долго падавшая на дно цистерны, какое-то время напоминала, что тут был кто-то, кроме меня. Конечно же, я не стал бы стрелять: мелюзга была совершенно безопасна, но проучить их, без всякого сомнения, стоило. К тому же, это было попросту приятно. Я всегда знал, что в старости буду тем самым злым дедом, которого боятся и ненавидят все дети в районе.