Игорь Маранин - В России лежим [СИ]

— Откуда ты это взял? — всё ещё не верил Савва.

— С потолка! Сегодня утром передавали. Есть такой канал, брат, «Новости мира» называется. Там завсегда интересные репортажи. Вот недавно показывали, как…

Но Савва уже не слушал приятеля. Краем глаза он уловил нечто странное: деревья на дальнем краю аллеи… шевелились! Не веря своим глазам, Питерцев зажмурился, но когда открыл их снова — видение не исчезло. По одну сторону невидимой глазу черты деревья стояли спокойно — как обычно они и стоят, а по другую — раскачивались и гнулись к земле, словно беспрестанно кланялись какому-то неизвестному древесному божеству.

— Смотри! — выдохнул он, указывая рукой на странное явление.

Афоня машинально повернул голову и заткнулся на полуслове. Но тут же азартно завопил:

— Я же говорил! — орал он. — Я же предупреждал! Это всё чинуши из «Справедливого андроида», они даже за парком уследить не могут. Разворовали Россию-матрицу, как есть всю разворовали. Но я им всем покажу! Всем покажу. Я на них в ООМ писать буду! Ну-ка едем туда, осмотримся.

И Афонина каталка рванула с места, словно гоночный роботомобиль. С замиранием сердца Савва последовал за ним. Никогда ещё он не ездил с такой бешеной скоростью — спидометр зашкаливал за пятнадцать километров в час. Через несколько мгновений они уже были у невидимой границы, но как только пересекли её…

…бух! бац! трац-бабац!..

…неведомая сила подхватила их каталки, закрутила, опрокинула, потащила…

— Ветер! — донёсся до Савелия перепуганный голос Афони. — Трубу с ветром прорвало!

Невидимая дыра в невидимой трубе (обе — вне спектра человеческого зрения) росла и росла. Получив свободу, из неё вырывался воздушный поток, круша и ломая всё на своём пути. Каталки взлетали в воздух, падали на асфальт, бились о стволы столетних деревьев и два беспомощных тела, пристегнутых ремнями безопасности, отчаянно вопили, заслоняя головы от ударов. Через минуту их вышвырнуло из парка и бросило на дно глубокого котлована, вырытого пару лет назад неизвестно для каких нужд. Последнее, что увидел Савва Питерцев, был сидящий на ветке чёрный кот. Бушевавший ветер был коту нипочем. Он вылизывал ушибленную каталкой лапу и, как показалось Питерцеву, улыбался в усы.

…Пару раз моргнув, Савва открыл глаза. Не успел он сообразить, что лежит на земле, придавленный сверху каталкой, как вернувшееся сознание пронзила невыносимая боль: всё тело было в синяках и ушибах. Почти не соображая, что делает, он нащупал на ручке кресла электронную аптечку и с силой прижал к аптечке ладонь. Тут же мягкую кожу проткнуло десятком иголок, и через пару минут боль стала уходить, отступать под действием лекарств.

— Эй, — позвал Савва. — Афоня! Ты жив?

Невдалеке прозвучал слабый стон.

— Сейчас я со спасателями свяжусь! — пообещал Савва.

— Бесполезно, брат, — голос Афони был совсем слабым. — Связи нет.

Савва отстегнул ремни, перевернулся на спину и попробовал сдвинуть каталку. Но та оказалась слишком тяжёлой. Тогда, извиваясь всем телом, он выбрался ползком и, приподнявшись на локте, огляделся. На дне котлована было тихо, ветер бушевал где-то наверху. Неподалёку, неестественно раскинув руки, лежал на спине Афоня. Вероятно, он успел отстегнуться ещё до падения: его каталка валялась в стороне. За ней, метрах в сорока начинался пологий склон для спуска роботомашин, а чуть левее виднелась неподвижная крона высокого дерева. С той стороны котлована не было ветра!

— Афоня, — позвал Питерцев. — Мы спасены, Афоня! Мы сейчас выползем по склону.

Ответа не последовало.

— Афоня!

— Рука, — едва слышно отозвался приятель. — Рука сломана. И нога, кажется… Хотя ног я никогда чувствовал, просто лежит странно. Выбирайся без меня, брат.

— Я без тебя не поползу! — решительно заявил Савва и добавил. — Брат…

Отталкиваясь локтями от земли, он двинулся к Афоне, прислушиваясь к его стонам и невнятному бормотанию. Ползти по земле было непривычно и тяжело. Приходилось постоянно останавливаться, переводить дыхание и собираться с новыми силами для очередного рывка.

— Не дожить мне до светлого будущего, — отчетливо донеслось до Саввы. — Ты молодой, ты доживёшь. Сколько тебе? Пятьдесят четыре? Доживёшь… В будущем тепло и уютно. Не нужно выходить на улицу. Даже вставать с кровати не нужно. Это будет настоящая русская матрица.

— Афоня, — жалобно спросил Савва. — Ты бредишь?

— У нас в России две беды, брат. Дураки-роботы и дороги. Как только дорог и дураков не станет, так и наступит России полная матрица. Независимой самолежательной державой станем. Живи и наслаждайся…

Савва, наконец, дополз до своего спутника и тронул его за плечо.

— Оставь меня, брат… — прошептал тот. — Выбирайся сам.

Что-то странное в этот момент приключилось с Саввой: из его глаз потекла вода. На вкус она была солёной, а где-то внутри сжалось и никак не хотело разжиматься сердце. Он лежал рядом со своим другом и плечи его дрожали. Словно кто-то невидимый — вне спектра человеческого зрения — тряс за них. Наконец, этот странный припадок прошёл, и, утёршись грязным рукавом рубахи, Савва попытался подцепить приятеля под мышки и тащить за собой. Ничего не выходило: ползти с таким грузом было неудобно. За десять минут они продвинулись едва ли на два метра.

— Оставь меня, брат… — едва слышно прошептал Афоня. — Больно мне. Я хочу умереть.

— Врё-ё-ё-ёшь! — выкрикнул Савва. Рывком он поднялся на ноги, подхватил товарища и, сделав несколько неуверенных шагов, рухнул на землю, больно ударившись затылком. Но тут же встал на четвереньки, помотал головой и снова поднялся на ноги.

— Врё-ё-ё-ёшь! — что есть силы заорал он.

Так он и тащил Афоню до самого склона: падая, поднимаясь и выкрикивая одно и тоже слово. Каждый шаг давался неимоверным усилием. Каждое падение добавляло новый ушиб. Проснувшаяся боль вернула ему десяток лечебных иголок сотней острых жал. Она мстила за своё отступление. Она мстила и знала, что сильнее этого беспомощного комка живой плоти. Ещё мгновение… ещё минута… ещё десять минут, и он сдастся. Но комок не сдавался. Он орал и волок за собой чужое тело. Он вопил, вставая снова и снова. И лишь, когда добрался до склона котлована, понял, что не осилит подъем. Боль победила. Распластавшийся на земле человечек снова рыдал, но теперь не от жалости, а от бессилия. Ещё мгновение и…

— Врё-ё-ё-ёшь! — охрипшим от крика голосом выдавил Савва, поднимаясь на ноги. Шатаясь из стороны в сторону, он приподнял потерявшего сознание Афоню и рывком потащил его в гору. Кто-то невидимый — вне спектра человеческого зрения — тот самый, что тряс недавно его за плечи, вдруг поддержал, помог устоять на ногах. Неведомая сила влилась в слабое тельце Саввы, укрепила руки и ноги, спрямила, укатала дорогу под ними…