Александр Тув - Ходок – 11

Потом доктор рассказал, как будет проходить лечение: операция, химеотерапия, реабилитация. Если все будет хорошо, а в том, что все будет хорошо полковник Васильев сильно сомневался — интуиция подсказывала, что не будет, то на все про все — где-то полгодика. То есть, даже если вылечат Афанасия Антиповича, то вернется он к разбитому корыту, как старуха из сказки Пушкина. Вот такая перспектива вырисовывалась. Напоследок лучший специалист сказал, чтобы будущий пациент не тянул и ложился, как можно быстрее. На сем и расстались.

Весь день полковник Васильев обдумывал сложившуюся ситуацию, рассматривал со всех сторон, обсасывал, как собака кость, прикидывал и так и этак и в конце концов пришел к решению — достал белый прямоугольник и позвонил. "Чехов" трубку взял сразу — будто ждал звонка:

— Здравствуйте, Афанасий Антипович! — веселый голос незнакомца вселял непонятную, ни на чем не основанную, уверенность в благополучном исходе безнадежной ситуации. — Хорошо, что я вас не ошибся. Приятно иметь дело с человеком дела, — хохотнул "Чехов". Приезжайте на седьмую дачу, — и он продиктовал адрес.

— Когда?

— Да прямо сейчас и приезжайте. Чего тянуть. Вы человек занятой, я тоже. Время — деньги. Не будем его терять.

— Кстати о деньгах. Сколько будет стоить лечение? — не то, чтобы жаба придушила Афанасия Антиповича — на своем здоровье экономят только клинические идиоты, коим полковник Васильев никак не был — просто, чтобы иметь понятие о порядке суммы, которую придется выложить. Одно дело десять тысяч, другое — сто и третье — миллион зеленью.

— Не беспокойтесь, — хохотнул "Чехов". — Договоримся.

Покосившаяся, стоящая на отшибе, одноэтажная деревянная дача, спрятавшаяся за таким же покосившимся деревянным штакетником, окруженная разросшимся кустарником и вечнозелеными елями, через которые мало что можно было разглядеть, знавала лучшие времена. Впрочем, как и весь дачный поселок — какой-то старый и пришибленный, расположившийся на немодном направлении и обделенный бюджетными средствами, следствием чего являлись скудное освещение и частые и глубокие выбоины в выщербленном асфальте. Осторожно объезжая их, полковник вспомнил анекдот, услышанный еще курсантом в школе милиции:

Дело при советской власти. Закончен очередной ямочный ремонт Военно-Грузинской дороги. Ну, как положено — трибуна, а ней начальник и подпевалы. Начальник:

— Таварыщи!!! Сэгодня ми откриваэм эт новий дарога! Старий дарога савсэм палахой биль, ями, калдобини…

Подпевала подсказывает: — Товарищ министр, не колдобины, а выбоины.

Министр продолжает: — Вот мнэ тут таварыщ патсказваит, адын даже виибан бил на эт проклятый дарога!!!

Анекдот вспомнился, курсантские времена вспомнились, но, даже тень ностальгической улыбки не тронула губы Афанасия Антиповича, не то настроение…

Непрезентабельная конечная цель поездки лишь усилила настороженность, овладевшую душой Афанасия Антиповича, а охватила она ее уже давно — сразу, как только он решился ввязаться в эту авантюру, но делать было нечего: взялся — ходи!

Полковник убедился, что тусклый фонарь освещает именно, что гнутую и проржавевшую табличку "7 дача" и, как договаривались, заехал во двор через гостеприимно открытые ворота. Его никто не встречал, он немного в нерешительности потоптался, потом разозлился на себя за эту нерешительность — а что он теряет в конце концов!?! шагнул к двери, резко постучал, подождал ответа и, не дождавшись приглашения, вошел.

Изнутри дом производил то же впечатление, что снаружи — как будто дотянул до нашего времени с лохматых советских времен без какого-либо ремонта и любых инноваций — тесная прихожая, или сени — черт знает, как правильно именовать это тесное помещение, а за ним единственная комната, обставленная в стиле: "У вас продается славянский шкаф? — Шкаф продан, могу предложить никелированную кровать с тумбочкой". Однако, правды ради, надо отметить, что кровать все-таки выбивалась из общего ряда, она была вполне себе современной, но… больничной. Такая, знаете ли, с регулируемой высотой — нажал на педель и можно ее поднять, или опустить.

Вся эта обстановка — покосившийся домик и "антикварная мебель", создавали общее впечатление, как будто попал в черно-белый советский фильм, что настроение Афанасия Антиповича, и без того пребывавшее ниже плинтуса, разумеется, не улучшало. У него даже стали закрадываться мысли, что он стал жертвой какого-то неуместного розыгрыша. В пользу этой версии говорило то, что незнакомец знал, как его зовут. Поначалу, разбитый и уничтоженный свалившимся на него горем полковник не обратил на это внимания, но потом вспомнил. Афанасий Антипович начал понемногу злится, все больше убеждая себя, что участвует в каком-то злом фарсе, однако, будучи, если называть вещи своими именами — в безвыходном положении, решил не горячится и испить чашу до дна, а уже потом реагировать соответствующим образом.

Кроме утреннего незнакомца в комнате больше никого не было. Хотя… кто-нибудь мог скрываться на неосвещенной веранде, расположенной у того за спиной. На нее выходили дверь и окно — видимо была пристроена к существующему дому. Полковник Васильев напрягся было, но через мгновение расслабился — если бы его хотели похитить, то сделали бы это еще утром, пока он находился в прострации — брызнули из баллончика и усадили в машину, а если бы хотели убить, то еще проще — и в машину сажать не надо. Однако, надо честно сказать — состояние у него было нервическое. Одно на одно накладывалось, так что — врагу не пожелаешь.

"Чехов", сидящий за обшарпанным круглым столом, приветливо улыбнулся и приглашающе махнул рукой, указывая на стул, стоящий напротив и ничем не выбивающийся из общего ряда — такой же старый и потрепанный. Дождавшись, пока полковник усядется, незнакомец заговорил:

— Ваше присутствие здесь, уважаемый Афанасий Антипович, означает, что вы приняли мое предложение. Поэтому я должен представиться. Согласитесь, что до настоящего момента, это было бы излишне. Если бы наша утренняя встреча оказалась первой и последней, то мое имя вам было бы ни к чему, — "Чехов" помолчал и добавил: — равно, как если бы вы в последний момент передумали и не приехали.

Крыть было нечем — полковник Васильев, анализируя все, что с ним произошло за такой долгий сегодняшний день, пришел к аналогичным выводам.

— Меня зовут Грамон, — улыбнулся "Чехов".

— Это имя, или фамилия? — по ментовской привычке, уточнил Афанасий Антипович.

— Это три в одном, — мягко улыбнулся "Чехов", — и имя, и отчество, и фамилия. Грамон. Просто — Грамон.

"Грамон, так Грамон, — устало подумал полковник. — Главное, чтобы толк был, а там хоть Бонд. Джеймс Бонд!"