Энн Кэрол Криспин - Трилогия о Хане Соло

Киббик кое-как склонил массивную голову.

— Я объясню все Аруку, — повторил он обещание. — Ты получишь кореллианина, жрец.

Прежде чем встать в очередь за билетами на Нар-Шаддаа, напарники, заметая следы, погуляли по окраине космопорта Нар-Хекки. Два-три разумных вопроса в двух-трех второсортных тавернах дали им имя лучшего специалиста по фальшивым документам.

Специалист оказался цикленкой с Цика, округлым лысым созданием с туго натянутой белесой кожей. Своей профессии она подходила идеально, круглые глаза обеспечивали исключительное зрение, а семь пальчиков на каждой конечности своей гибкостью напоминали щупальца. Благодаря двум противопоставленным пальцам на каждой руке цикленка умудрялась орудовать двумя голостилусами одновременно. Хан наслаждался, наблюдая за созданием ИД-карты для него и Чубакки. Теперь приятелей звали Гаррисом Киллом и Арри-кабакком соответственно. Хан понятия не имел, знает ли Тероенза о Чуи, но рисковать не собирался.

С поддельными документами и значительно облегченными кошельками парочка новоиспеченных авантюристов поднялась на борт «Звездной Принцессы», что совершала регулярные рейсы до Нар-Шаддаа.

Путешествие оказалось неинтересным и скучным, кореллианин все равно не переставал волноваться и вздрагивать по поводу и без повода. За ним снова охотились... не самое удачное начало для новой карьеры. Нар-Хекка находилась на границе системы И’Тоуб, но полет затянулся дольше стандартных суток, так как корабль ковылял на досветовой. Антикварный навигационный компьютер престарелой «Принцессы» не умел рассчитывать гиперпространственные прыжки вблизи гравитационного колодца звездной системы с шестью планетами. Всякий пилот знает — это та еще задачка.

Ворочаясь на узкой койке, Хан видел во сне, будто он все еще кадет и все еще учится в академии на Кариде. И будто он встал в строй на плацу, предварительно наведя глянец на сапоги. Китель сидит безупречно, волосы не топорщатся, обувка сияет так, что глазам больно.

Он стоял на плацу с другими кадетами, совсем как в жизни, и смотрел в ночное небо, откуда ему весело подмигивала небольшая луна, талисман академии. Хан разглядывал ее, как не раз поступал в действительности, и вдруг она взорвалась, разбрызгав по темному небосводу желтые искры. Кадеты вскрикнули от неожиданности. Оцепеневший Хан не мог отвести взгляд от желто-белого шара с расширяющимся кольцом раскаленного газа. Словно взрыв миниатюрной звезды...

Он смотрел и смотрел и вдруг — по непредсказуемости сновидения — очутился совсем в другом месте, на трибунале. Один из старших офицеров, адмирал Оззель, заунывно бубнил статьи приговора, а младший лейтенант под тот монотонный аккомпанемент один за другим срывал с парадной формы кореллианина шевроны и нашивки, в результате чего китель все больше становился похожим на лохмотья. С лишенным выражения лицом юный лейтенант вынул из ножен на поясе Хана церемониальный клинок и сломал о колено. Предварительно подпиленное лезвие сломалось без труда.

Затем парнишка, чем дальше, тем больше похожий на дроида (Тедрис Бжалин, он окончил учебу годом раньше, они с Ханом быстро сдружились), отвесил Соло пощечину, что должно было выражать презрение и насмешку. И, чтобы окончательно подчеркнуть моральное падение своего недавнего соратника, плюнул. Хан смотрел на начищенные до зеркального блеска сапоги, смотрел, как, пачкая идеальную поверхность, по носку ползет бледно-серебристая ниточка слюны.

В реальной жизни Хан про себя поблагодарил Тедриса за то, что не плюнул в лицо, а ведь мог бы. Имел полное право. Тогда Хан выдержал унижение, придушил эмоции, но во сне с протестующим криком бросился с кулаками на приятеля...

...и проснулся, мокрый от пота и дрожащий, на узкой койке.

Он с трудом сел, вцепился слабыми пальцами в волосы, убеждая, что это был всего лишь сон, что публичных порок больше не будет, все кончено, больше ему не придется терпеть унижение.

Никогда.

Он вздохнул. Столько сил положить, чтобы попасть в академию, удержаться там... Ему не хватало знаний и воспитания, но он не щадя муштровал себя, лишь бы стать лучшим из лучших. И ему повезло. Он окончил академию с отличием, и день выпуска стал самым прекрасным из дней.

Хан мотнул головой. «Какой смысл жить прошлым, Соло?» В его жизни больше нет всех этих людей, командиров и сослуживцев, — Тедриса, капитана Мейса, адмирала Оззеля (ну и остолоп, между прочим!). Для них Хан Соло умер. Умер и погребен. Даже с Тедрисом они больше не виделись...

Кореллианин сглотнул комок, царапающий горло. Поступая в академию, он спал и видел в мечтах светлое и ясное будущее. Хотел расстаться с прежней жизнью, стать уважаемым, гражданином. Хан с детства вынашивал мечту о карьере флотского офицера. Безупречного и порядочного. Он знал, что не обделен мозгами, и здорово потрудился, восполняя пробелы в образовании. Он видел себя в адмиральском мундире, командовал в мечтах флотом... а еще лучше стать генералом, это если перевестись в летный дивизион, с СИДами он всегда ладил.

«Генерал Соло... звучит!» Кореллианин вздохнул. Помечтал? А теперь просыпайся и взгляни в лицо действительности. Шанс на честную жизнь безвозвратно утерян, спасибо тебе, Чубакка. Хотя будем честны, он об этом не жалел.

Жестокость офицеров и их подчиненных росла не по дням, а по часам. Излюбленной мишенью становились негуманоиды, хотя в последнее время зверства стали затрагивать и людей. Создавалось впечатление, что Император семимильными шагами направляется с отметки «относительно сносный диктатор» к отметке «безжалостный тиран». Он определенно вознамерился раздавить все миры, до которых мог дотронуться.

Хан сомневался, что долго протянет на флоте. В один какой-нибудь не очень прекрасный день какой-нибудь старший офицер прикажет участвовать в одной из «демонстраций», а Хан скажет, куда бы тому пойти. Едва ли он сумел бы принять участие хотя бы в одной такой бойне. Как на том же Девароне, где безо всякого сожаления и милосердия перебили почти семьсот аборигенов.

Он умел убивать, с холодной и ясной головой стрелял, когда сталкивался с вооруженным противником. Но расстреливать беззащитных пленных? Увольте. Нет. Ни за что. Уж лучше прозябать на гражданке, лучше быть контрабандистом и вором.

Хан принялся натягивать темно-синие брюки военного образца с лампасами «Кореллианских кровавых полос». Он ждал, что его лишат и этой награды, но ее почему-то оставили; наверное, потому, что ее давало кореллианское правительство гражданам Кореллии, и Империя тут была ни при чем. Хотя среди военных «полосы» ценились довольно высоко, как знак признания необычайного героизма.