Аль Джали - Геморрой, или Двучлен Ньютона [litres]

– Блин! – выдохнул Степка. – Как это ты сделал?! – В его глазах не было страха и неловкости, только охотничий азарт. – Ты же был голый! У тебя что, камера была в заду?

Я занес руку, но Степка успел отскочить. Я встал, запер дверь, снова сел и уставился на Степку. Моего фирменного взгляда – помесь гадливости и презрения с полувыпяченной губой – он не выдержал и заскулил:

– Ты чего, шантажировать меня собрался? Блин, не ожидал от тебя такого! – Он еще что-то нес, типа падения до нулевой отметки его рейтинга уважения ко мне и прочая, и прочая. Мне было плевать, я не слушал, я смотрел на него. Наконец мне стало ясно, что Степка реально не имеет к этому отношения. Но отпускать его просто так, не использовав, было бы непрофессионально.

– Козел ты, – заботливо сказал я, – чего мне тебя шантажировать? Я тебя поимел как мужчина и… Но-но! – шикнул я, уловив его праведный гнев. – В смысле, отмудохал. В смысле, сломал твой смарт. И забыл. Но, похоже, был среди нас третий, ибо, как ты справедливо заметил, камера могла быть только в моей заднице. А ее там не было.

– Откуда мне знать? – мстительно вставил он. Я решил проигнорировать, он ведь был мне нужен. И я спросил его отеческим тоном:

– Степ, я хоть и голый на снимках, но и ежу понятно, кто тут сверху, а кто снизу.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он, уставившись в монитор.

– Это образное сравнение, – как мог, успокоил его я. – Я имел в виду, что при любом раскладе я выгляжу гоголем, а ты тряпкой. Так что надо понять, кто этот самый третий.

– А чего он хочет? – спросил Степка.

– Не знаю.

– Ну, так или иначе, а хочет он, наверное, от тебя, – сказал Степка, – ты же выглядишь таким… гоголем.

– Степ, напрасный стеб! – усмехнулся я, отметив, как красиво сложилась фраза. Он тоже отметил – профи, он и в дерьме профи. А мы были именно в этой субстанции, о чем я не преминул ему напомнить и завершил:

– Есть несколько вариантов. Первый: ты прав, и ему что-то нужно, именно от меня. Но не радуйся, ибо, поскольку в это дерьмо я угодил из-за тебя, то не намерен барахтаться там один. Вариант второй: начал этот тип с меня, а потом дойдет и до тебя. Так, может, стоит принять превентивные меры?

– Что ты имеешь в виду?

– Блин, затрахал! Третий раз задаешь тот же вопрос!

– Второй!

– Степ, – проигнорировал я, – ты можешь отследить, кто послал эту хрень? Ты понял, что я имею в виду?! Вот, садись за мой комп и давай!

– Зачем? – искренне удивился этот урод. Я молча стал расшнуровывать кеды. – Я имел в виду, – затараторил Степка, видимо, ненавидевший мои кеды больше, чем конкретно меня, – что тут и думать нечего. Если камера не была в твоей заднице, значит, она была в раздевалке. И, судя по ракурсу снимков, не одна.

Я так и остался в полусогнутой позе. Мне было стыдно. Мне было стыднее даже, чем при виде своих снимков ню. Впрочем, там я выглядел гоголем, а здесь – недоумком, ведь даже недоумок Степка «на раз» дедуктивно решил проблему, а я просто трясся от страха и ничего не мог придумать. Ну и кто из нас после этого Холмс, а кто Ватсон?

Впрочем, стыд стыдом, но лицо надо было сохранять, и, медленно выпрямившись, я обратился к Степе со вздохом, как к недоумку:

– Ну наконец и до тебя дошло, где были камеры. Браво, Ватсон! Теперь, когда ты растормошил свои извилины, надеюсь, оставишь мою задницу в покое и, может, подумаешь и о том, как нам достать пленку и заткнуть шантажиста?

– Зачем? – искренне удивился гаденыш. – Может, это не шантаж, а прикол?

Я понял, что Степка почему-то уверен, что эта байда имеет отношение не к нему, а ко мне, и, значит, нафиг ему париться. Он был прав. Я встал и молча открыл дверь. По лицу Степки было видно, что он не верит в искренность моего жеста. Но он решил не тянуть кота за хвост и бочком вышел из кабинета.

Я недолго думал, как ему отомстить, – надо просто послать ему те же фотки. Не с моего компа, так как бывший филолог, а ныне компьютерщик Степка сразу бы врубился, от кого месседж. Я закинул фотки на флешку, чтобы отослать их из интернет-кафе с наскоро созданного адреса, и выключил комп.

Когда я пришел в себя, то увидел Степкин фейс в смазе. Рядом расплывались еще какие-то. Я закрыл глаза и открыл их, только почувствовав «леща» на щеке. Это меня встряхнуло, и я сел. Голова гудела. Я схватился за нее и почувствовал на лбу рог. Вот только этого нароста мне и не хватало. Я глянул в зеркало в шкафу и увидел на лбу шишку неописуемой цветовой гаммы и величиной с брелок от моих ключей. Но главное было не в этом. Главным была та гамма ощущений, которая отпечаталась на лицах моих сотрудников. Я понял, что лучший тест на проверку отношения к себе – это выражение лиц окружающих, на глазах которых ты попал в дерьмо. Ни на одном из шести лиц – три женских, три мужских – не было и тени искреннего участия. Самое лайтное отражало незамутненный кайф от чаплиновской ситуации. У остальных… Черт, чем это я заслужил такое отношение, такое злорадство, едва прикрытое маской участия?!

Я понял, что у меня есть только одна возможность отомстить им – уйти с работы. Тогда шефом станет Игорь, а уж он так отыграется на них, что мало не покажется. Вот тогда, сравнив этого маньяка-начальника со мной, они поймут, кого потеряли в этом изуродованном шишкой лице.

Я мило улыбнулся всем – причем так искренне, что они так же искренне удивились. Они же не знали о моем плане мести.

– Всем спасибо! А вас, Штирлиц, я попрошу остаться.

Я сказал это, когда они все были у двери. Они все разом обернулись, мучительно пытаясь понять, кого я имел в виду. Я наслаждался триумфом.

А потом сказал:

– Тот, кто открыл на меня эту долбаную дверь, украсившую меня фингалом. – И уткнулся в монитор, чтобы не видеть их злорадства, ведь одному из них предстояла экзекуция. А это всегда приятно. В любом офисе. Благородства я ни от кого не ждал и был прав. Степа, как побитый козел, вернулся в кабинет.

– Ну, – с чувством сказал я, – а ведь это попахивает криминалом. Неужели все настолько серьезно, что ты решил избавиться от меня таким вульгарным способом?

– Ну что ты, шеф! – заискивающе хныкнул Степка. – Я просто торопился… ну, блин, эти козлы и мне прислали!

– Ага! – гаденько обрадовался я, параллельно думая о том, почему винером приятнее быть сингл, а лузером – тугеза? Додумать я не успел, потому что Степка затараторил:

– Ладно, признаю, что ты был прав, и надо вместе переходить к ответным мерам. – Он не знал, что имеет дело с пираньей, мыслящей слоганами.

– То есть ты понял, что «один в поле не воин»? – участливо спросил я.

– Ну да, – проникновенно ответил он.

– Но ты не понял, что «кто опоздал, тот не успел».

– Что ты имеешь в виду?

– Степ, а ведь ты еще и идиот! Почему ты никогда сразу ничего не понимаешь? Почему все надо разжевывать?!