Дмитрий Федотов - Маяки [Антология гуманистической фантастики] [litres]

Бреду по коридору, подхожу к окну: даже сквозь затемненное стекло и муть купола видно, что желтое солнце планеты уже зашло за горизонт, а вместо него на небо выкатилось маленькое, синее и злое. Небо стало чернильным, а песок бурым, как засохшая ссадина на колене.

Все наоборот, думаю я. Может, не девушку тестируют, а торговый центр? Малышка покупает и покупает. То одно, то другое. Ей внушают желания. А потом изучают: все ли понравилось среднестатистической девочке. Удобно ли полки стоят. Приятны ли расцветки… Возможно ли такое? Не знаю. Приборы, которыми можно влезть в психику, настолько незаконны, что мы понятия не имеем, насколько они реальны.

Мои ладони становятся липкими, будто я только что щупал не живого человека, а какого-то злобного пришельца вроде тех, что показывают в кино. Лучше бы я в ее животе нащупал провода, шланги, микросхемы и бомбу. У меня был бы враг. Знал бы, от кого бежать, кого сдавать полиции. Но это жертва. А враг пока неизвестен.

Словно бы в ответ на мои мысли, темень за окном шевельнулась, и в ней показалось что-то белое. Жужжалка. К нам с Птичкой гости.

То ли двигатель урчит, то ли у меня внутри приятно урчит, как у кота. Это хорошо. Я же добрый. Особенно перед устранениями. На этой планете не воздух, а пепси-кола, судя по цвету. Ну и местечко. А что делать: такая работа. Надо уметь разбираться с делами без конфликтов, тихо. Мы умеем.

Стали бы мы объект прятать, скажем, под землю и навешивать на него сто замков: сразу бы возникли вопросы. А куда это вы, товарищ, сто замков везете? Вот поэтому мы ничего не запираем.

У нас другой подход.

Кто и когда появится на этой планете? Ну разве что случайно раз в двадцать лет какой-то чертов бородатый путешественник, пересекающий галактику из принципа на утлой шлюпке. Понесло его сюда, гада такого… Стоп! Главное – никаких конфликтов. Вся наша работа только для того, чтобы люди жили друг с другом мирно.

Только не журналист, только не журналист. Если окажется, что это журналист…

Нет, не журналист.

А, ну с этим мы быстро. Обыватель. Недорогой пиджак, чуточку безвкусный, чуточку не по размеру. Явно семьянин. Явно правильный. Про таких говорят: «хороший человек». Хорошо, что правильный. Значит, играет по правилам. Осталось соорудить для него свои правила. Кто-то же должен ему их придумывать. Пусть сегодня это буду я. Мы работаем смышлеными портными в стране, целиком населенной голыми королями. Можно продать любую одежду, лишь бы клиент ничего не просек. Вот только иногда становится мерзко: они ж кругом голые.

Умный. Ну это мне даже на руку. Он уже все понял. Смотрит смело в глаза. Знает, что я ему ничего не сделаю. Знает, что его будут искать. Знает, что в стране каждая смерть, особенно на космолиниях, разбирается в КДСБ. Все знает. Какой умница.

Говорит, что я не смогу заткнуть ему рот.

Его взгляд скользит по моей фигуре. Да, он все видит. Еще не понимает, но уже точно чувствует. Я одет чуточку аккуратней, чем надо. Безупречная синяя рубашка, желтый галстук, костюм – вроде классический, но такого в этом торговом центре не найдешь. Я так гладко выбрит, что мужики из рекламы бритв завидуют. Это специально для таких, как он: пусть осознают. Я почти идеальный, чуточку нереальный. А значит – где-то над его реальностью. Не сверхчеловек – сверхобыватель.

Говорю, нет, конечно. Никто ему не будет затыкать рот. Но он, конечно, будет молчать о том, что видел.

Я ему угрожаю? Нет, конечно. Да что он такое говорит. Разве можно? Мы ж не звери какие-то. Да это и не законно. Так что ему никто из нас не сделает никакого вреда. Мы прячемся за складками вероятности. Мы управляем вероятностью. Наши действия невидимы. Почему? Да потому что они никогда не выбиваются из общего ряда.

Вот, скажем (как-вас-зовут-Виктор? – очень-приятно-Виктор), Виктор вернется домой. Все будет хорошо. Помирится с женой. Через пару месяцев он, как и планировал, отправится в отпуск с женой и дочкой (угадал: с дочкой). Ну, теперь, конечно, на общественном транспорте. И вот вроде бы тур он приобрел дорогой и хороший, но в салоне первого класса сидит еще семья индийских нуворишей. Виктора напрягает, что дочка подружилась с сынком индуса. Но не объяснять же вслух, почему ей нельзя поиграть «с ее новым другом Парекхом». Загрызут. С тех пор как социальный прогресс стал идти под руку с техническим, ни один здравомыслящий человек ничего подобного себе не позволяет. А потом – как Виктор и опасался. К дочке цепляется вирус. Отпуск перечеркивается рвотой и температурой. Половина учебного года насмарку. Но вроде все обходится.

А потом выясняется, что девочка чуточку не успевает, и как вы ни стараетесь, но в намеченный колледж ее не берут. Вроде бы можно заплатить, чтобы исправить положение, но хедж-фонд, где лежит вклад на этот случай, промахивается мимо тренда, и вложенные деньги сейчас просто нельзя выводить в наличность. А выведешь – все равно не хватит. И вот дочкина жизнь уже идет немножко не так, как планировалось. Вроде бы не трагедия, верно? Могло бы произойти такое случайно? Могло. Но не очень понятно, почему папа так запустил дела, хмурится, не разговаривает с домашними. Уходит из дома, что-то пытается по телефону доказать каким-то людям из спецслужб. Почему взволнован.

Чувствую, что попадаю сразу в два его больных места: дочка и самооценка. Мальчик хочет быть хорошим. Что ж, пусть будет хорошим!

И вообще, говорю, Виктор, вы, собственно, почему хотите навредить государству?

Ага: виду не подает, но напрягается.

Вот, говорю, люди из правительства (не соврал) решают важные государственные задачи (почти не соврал), держат операцию в строжайшем секрете (не соврал), создают уникальное оружие (соврал, извините, зато как он вздрогнул!), а вы им тут осложняете жизнь (чистая правда!).

Оружие? Спрашивает недоверчиво.

Оружие, оружие. Против кого, как вы думаете, оно будет применяться?

Молчит.

Вот такая у меня работа. Вы пробовали когда-нибудь в персик вложить абрикосовую косточку, не повредив кожуры? А мне это приходится с человеками делать. Вот стоит один такой, прислушивается к ощущениям. Вроде ничего, целый. Позеленел только чуток.

Оружие, спрашивает. Психотронное? Но это все равно запрещено конвенцией.

Вы знаете, Виктор, говорю… Давайте пройдем в бар, выпьем, обсудим. Думаю обнять его за плечи по-товарищески, мягко подтолкнуть в сторону бара. Нет, не надо: этот не любит фамильярностей. Впрочем, он сам кивает и направляется в нужную сторону.

И вот так с ними всегда.

Через два часа я выхожу из торгового центра. Держу на ладони персик с абрикосовой косточкой. Целехонький. У меня на костюме ни пятнышка. Размахиваюсь, кидаю персик в небо. Он летит. Выше и выше, и уходит в космос. Я машу ему вслед рукой. Хорошая работа.