Гарднер Дозуа - Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса

– Я не твой друг, Наоми.

Она промолчала.

Кислород перестал поступать в ее кровь, а в следующий момент она начала ощущать жестокий холод Макемаке.

– Не знаю, смогу ли я добраться до круга.

– Сможешь.

– Скажи, что ты – мой друг, – умоляла она. – Пожалуйста. Я не хочу, чтобы все закончилось вот так.

Из футляра на боку Саймон достал портативную рельсовую пушку, прицелился и выпустил заряд из камня и железа прямо в мозг скорпиона. Наоми замерла, а мгновением позже рухнула на лед. Он взял ее за переднюю ногу и поволок через аккуратную черную черту, затем отступил назад, чтобы дать возможность камерам опуститься и обследовать тело с помощью целого арсенала изощренных инструментов. Тяжело дыша, он глядел на труп, а потом твердо произнес:

– Ты помогла убить сотни миллионов. До сегодняшнего дня и пары добрых слов мне не сказала. И будь я проклят, если помогу твоим драгоценным воспоминаниям пережить сегодняшний день.

– Благодарю, – сказал шеф.

Он поблагодарил Саймона еще раз, и еще, и еще дважды, с еще большим чувством. После чего продолжил с видимым беспокойством:

– Должно быть, вам было очень тяжело. Независимо от того, кем она была и насколько заслужила такую судьбу…

– Было трудно, – признался Саймон.

Казалось, маленькое существо просто вне себя от сочувствия:

– Это больше не повторится. Обещаю.

– Я всегда к вашим услугам, – ответил Саймон.

Юмор – чернее некуда.

Шеф настороженно кивнул.

– Она привезла его с собой. Не так ли?

Шеф замялся:

– Что привезла?

– Свой дневник. Искусственный интеллект со всеми ее воспоминаниями. Наоми явилась сюда в надежде использовать дневник в качестве взятки, в надежде заключить более выгодную сделку.

До этого момента Саймон и сам не верил, что это правда: но слова были сказаны, и он понял – только так и могло быть.

Шеф внезапно утратил дар речи.

– Я полагаю, кто-то из вас двоих решил втянуть меня в эту аферу. Она бы рассказала мне, что ее легендарный дневник находится где-то еще, там, куда непросто добраться, и следы ведут далеко за пределы Макемаке. Даже если забыть о невидимом следе, который тянулся за ней из всех больниц, от всех специалистов, вовлеченных в проект, Наоми наверняка рассказывала другим о своем проекте автоматической записи. Но если бы я считал, что обладаю специальными знаниями, и действовал в соответствии со своими благородными порывами… что ж, полагаю, это могло бы отвлечь многих игроков, а вы тем временем получили бы главный приз.

– Но мне-то к чему все это? – упорствовало маленькое существо.

– К тому, что Наоми обладала богатейшим опытом, и именно этой частью ее имущества вы хотели завладеть. Ее знаниями. Когда эта война закончится, Макемаке сможет преобразиться, а это гораздо проще сделать, если воспользоваться доступными и совершенно бесплатными знаниями высококвалифицированного атума.

– Наоми мертва, – напомнил шеф в свое оправдание.

– Да. И нет. Полагаю, эксцентричный разум этого создания интерпретировал события по-иному. – Саймон пожал плечами, его гнев окончательно улетучился. – Где я видел бесполезную смерть на льду, там она представляла себе жизнь в качестве нового механического разума. Такое одержимое существо, как Наоми, способно убедить себя в самых невероятных вещах… и, как знать, возможно, старуха была права?

Целью визита были встречи с новым поколением атумов – как в аудиториях, так и с глазу на глаз. Нужно было оценить достоинства и неизбежные недостатки выпускников, прежде чем судьба разбросает их по разным уголкам Единой системы. Однако несколько благодарных руководителей университета пришли к главному атуму с просьбой провести открытое мероприятие: это вызовет широкий интерес и будет поставлено в заслугу как им самим, так и их почтенному учебному заведению. Саймон неохотно дал свое согласие. Он произнесет речь, но при условии, что слушателей будет не слишком много – несколько студентов и преподавателей в каком-нибудь небольшом лекционном зале. Он понимал, что любое публичное мероприятие с участием персоны его уровня неизбежно привлечет внимание. Ему хотелось бы избежать ситуаций, когда толпы энергичных, но плохо подготовленных людей будут заглядывать ему в рот, не в силах отличить бездумное замечание от жестких политических заявлений. Однако эта просьба, казавшаяся ему самому разумной и безобидной, привела к тому, что сперва было введено жесткое ограничение на посещение встречи, а затем, когда выяснилось, что желающих все равно слишком много, возникла лотерея: билеты можно было выиграть или получить за головокружительную сумму – и все ради того, чтобы втиснуться вместе с сорока тысячами столь же увлеченных единомышленников в длинное жаркое помещение, где все глаза и несколько скрытых камер будут прикованы к человеку, почти столь же старому, сколь и само терраформирование.

Саймон упорно сохранял милую его сердцу человеческую внешность. В нем еще оставалось что-то от мальчишки-марсианина – пусть эти древние ткани и состояли всего из нескольких клеток, затерявшихся среди кристаллических структур, метаболических механизмов, пучков интеллектуального света, нулевых провалов и межатомных промежутков. Он смотрелся высоким, но лишь по сравнению с теми существами, что собрались вокруг него. Он начал свое выступление с широкой улыбки, его голос был смоделирован так, чтобы звучать тепло и приветливо для обычных людей; он поблагодарил всех, кто решил потратить часть своего напряженного дня на то, чтобы послушать рассуждения старика. Затем он рассказал историю из своего детства, подробно описав, как однажды отец дал ему подержать в руках Зерно – нанобомбу, одно из тех древних чудес, которые должны были превратить Марс из пустыни в райский сад.

– Тогда я не понимал всей значимости этого примитивного инструмента, – признался он. – Но я держал чудесное Зерно в ладонях и думал о том, что в своей короткой жизни я никогда не касался ничего более важного. Свой собственный скучный мозг я упорно не брал в расчет, как и разумы всех окружающих. Однако разум – это и есть единственное чудо, которое достойно нашего непреходящего уважения, и я могу лишь пожелать, чтобы каждый из нас помнил эту истину во все дни своей жизни.

Сейчас Саймон был меньше, чем его руки в детстве, меньше того самого Зерна. Однако с тем же успехом можно было сказать, что он больше шара из камня и железа, который назывался Марсом. Как и у большинства ныне живущих, значительная часть его знаний – факты, языки, обычаи и разнообразные инстинкты – хранилась в едином разуме земного сообщества. Сам он оставался единственным в своем роде человеком, наделенным индивидуальностью и древними, зачастую эксцентричными представлениями. Но поскольку люди были устремлены в бесконечность, пространство становилось все дороже. Если бы люди продолжали хранить весь свой жизненный опыт внутри собственного черепа, это вызывало бы необходимость в больших, малоэффективных телах, которым, в свою очередь, нужно было бы много пространства для жизни. А если бы эти тела достигли даже самых скромных темпов размножения, любой мир оказался бы переполненным всего за день, а следом – еще десять тысяч миров.