Гарднер Дозуа - Лучшая зарубежная научная фантастика: Звёзды не лгут

Индрапрамит Дас – писатель и художник из Колкаты, Индия, публиковавшийся в журналах «Clarkesworld», «Asimov’s», «Арех», «Redstone Science Fiction», «The World SFBlog», «Flash Fiction Online», а также в антологии «Сломанный лук: спекулятивная фантастика, вдохновленная „Рамаяной“» («Breaking the Bow: Speculative Fiction Inspired by the Ramayana»). В 2012 году Дас выиграл стипендию памяти Октавии Батлер и отучился в писательской мастерской «Кларион-Вест». Также получил степень магистра искусств в Университете Британской Колумбии и в настоящее время живет в Ванкувере как вольный художник, писатель, редактор, тестер игр, репетитор, потенциальный романист и почти-взрослый. Подписаться на автора в «Твиттере» можно тут: @IndrapramitDas.

Добро пожаловать на планету, угодившую в захват приливов, где разведчики с Дневной стороны медленно изучают (и завоевывают) замерзшую Ночную сторону, навеки погруженную во тьму. Эта выразительная, чутко написанная и лирическая история чем-то напоминает мне работы Джина Вулфа – по-моему, отличная рекомендация.

Впервые я увидела настоящего, живого кошмара в восемь лет. Родители Взяли нас с братом в поездку из Города Длинных Теней к холмам у кромки Вечера, где располагался дом одного из отцовских клиентов. Отец был железнодорожным поставщиком – обеспечивал рабочей силой и ресурсами каперов, что расширли границы цивилизации, продвигаясь к мерзлым пустошам во тьме Бессолнчья. Как и полагается, в поезд мы сели у подножия величественных Полутеневых гор.

Тогда мы с братом в первый раз оказались в поезде, хотя уже видели, как такие же поезда мчались сквозь город, громыхая двигателями и выпуская в воздух струи дыма и пара, которые в свете нашей красной звезды превращались в кровавые облака над крышами вагонов. И тогда же мы впервые приблизились к Ночи – Бессолнечью, – где живут кошмары. Всего за каких-то десять лет до нашей поездки было бы невозможно вот так, непринужденно, легко и с комфотом, углубиться в Вечер.

Отец ткнул пальцем в новехонькое вагонное стекло, указывая на силовые линии, которые пересекали небо и вместе с блестящими металлическими лентами рельсовых дорог серебрили окутанный мглой путь, проложенный прогрессом. Отец сидел между мной и Вилагом, моим братом, и наши головы лежали на внуштельном отцовском животе, выпиравшем из-под шершавого пурпурного жилета. Я, вцепившись в ткань пиджака, вдыхала пропитавший его сладкий аромат чемлиза, а мама с улыбкой наблюдала за нами, пока чистила плоды индиго и складывала их в подол юбки.

– Только взгляните. – Раскатистый голос отца гулом отозвался в его животе. – У нас ведь больше нет причин бояться темноты, а, малютки?

Мы с Вилагом покорно согласились – нет.

– А все почему? – спросил отец.

– Потому что индустриализация несет свет Дня во тьму Ночи, – скороговоркой выпалили мы.

Этому нас учили и в школе, и дома – но разве можно знать наверняка, ведь мы никогда не ступали в Ночь сами.

Отец рассмеялся. Я всегда притормаживала на слове «индустриализация», отчего говорили мы с Вилагом вразнобой, хотя он был старше всего лишь на год.

– А кто ваш отец, дети? – спросила мама.

– Рыцарь Промышленности и Технологии, несущий свет во имя Церкви и Монархии.

Эта часть мне не нравилась, потому что содержала больше одного длинного слова и каждое из них давалось с трудом. Отец и правда был рыцарем, хотя давненько не совершал походов. К тому времени он стал чересчур большим, чтобы втиснуться в доспехи или поднять тяжелый меч, да и рыцари уже много лет подобным не занимались. Индустриализация быстро превратила торжество приключений в пережиток прошлого.

Отец засопел, будто стыдясь напоминания о рыцарстве, и потрепал нас по головам своими массивными ладонями. Я, как всегда, поморщилась, потому что он вечно забывал о шпильках в моих длинных волосах, у Вилага такой проблемы не было. Мама вручила нам очищенные индиго – ее пальцы пахли цитрусовой кожурой. Это она научила меня закалывать волосы шпильками. Стоя перед зеркалом, мы напоминали отличающиеся лишь размером копии друг друга.

Я смотрела в окно купе, очарованная тем, как по мере отдаления от Города Длинных Теней, лежащего меж полушариями Дня и Ночи, мир снаружи постепенно окрашивается синим и темнеет. Поезд вез нас на восток, и из углов окна с двойным стеклом пополз конденсат. Уже в те годы я была прилежной ученицей и знала из школьных занятий, что чем ближе мы к Ночному полушарию, тем холоднее воздух, ибо оно не видело ни единого луча нашего солнца и насквозь промерзло. В поезде, конечно, было тепло благодаря все тем же пару и механизмам, что приводили в движение неутомимые колеса и удерживали свет в фонарях и мерцающих люстрах.

– Рады, что увидите кошмара? Это один из первых, которых удалось пленить и приручить. Принимающий нас джентльмен невероятно гордится своей добычей, – сказал отец.

– Да! – воскликнул Вилаг и широко распахнул глаза. – А у него все еще есть клыки? И когти?

Отец кивнул:

– Полагаю, есть.

– Его держат в цепях?

– Надеюсь, Вилаг. Иначе он может вырваться и…

Он взял драматическую паузу. Я испуганно замерла, а Вилаг уставился на него с нетерпением.

– …Съесть вас обоих! – проревел отец, щекоча нас огромными руками.

Потребовалась вся моя сила воли, чтобы не закричать. Взгляд на восторженное лицо брата успокаивал, напоминая, что это всего лишь отцовские пальцы тычут меня под ребра.

– Осторожнее! – к моему облегчению, одернула его мама. – Они все измажут фруктовым соком.

Дольки индиго все так же лежали на наших коленях – на салфетках, в которых их дала нам мама. Отец прекратил щекотку, но все еще ухмылялся.

– Ты помнишь, как они выглядят? – спросил Вилаг, словно решил проверить, сколько вопросов успеет задать за минимальный промежуток времени.

Конечно, он уже об этом спрашивал. Отец сражался с кошмарами и даже убил нескольких, когда был странствующим рыцарем.

– Мы никогда их толком не видели, сынок. – Он прикоснулся к окну. – Там так холодно, что даже в доспехах едва ощущаешь собственные пальцы.

По ту сторону мелькала непроглядная стена леса – лохматые и грозные сумрачные сосны с листьями черными, как угли, и ветвями, якобы скрученными в узлы самими кошмарами с целью преградить дорогу незваным гостям. Высоко-высоко седые макушки деревьев слегка мерцали в тусклом свете, прокравшемся из-за горизонта, и впитывали его жадно, нетерпеливо. Месяц здесь был ярче, чем в Городе, и напоминал зазубренный серп или сияющий из-за облаков драгоценный камень. Мы все еще пересекали Вечер, однако уже вторглись на внешние территории кошмаров, отмеченные простирающейся до предгорья чащей. После предгорья лес заканчивался, потому что прекращался свет. В купе на застеленных бархатом сиденьях под яркими электрическими лампами с трудом верилось, что мы на самом деле в стране кошмаров. И я гадала, не прячутся ли они прямо сейчас среди деревьев, вглядываясь в наши окна точно так же, как мы.