Гарднер Дозуа - Лучшая зарубежная научная фантастика: Звёзды не лгут

На территории академии было теплее и светлее. Кампус окружали подрезанные, но внешне все еще дикие деревья, цветы и кусты, разрастаясь тем сильнее, чем ближе к Дню. Светло-голубые листья и огромные бутоны на толстых стеблях тянулись к западу. Солнце все так же таилось за краем мира, но прорывающиеся яркие лучи тем не менее озаряли величественное здание интерната золотисто-алым сиянием и скользили по восковым листьям виноградной лозы, что обвивала арочные окна. На каждой вычурной лакированной двери висел броский пропагандистский плакат с изображением Темного Владыки кошмаров в сотканной из теней мантии с капюшоном и с черным мечом, поверженного штыковыми ружьями наших солдат.

Мы с Вилагом сидели под куполом гостевого сада, раскинувшегося на пологом склоне. На прилегающих полях курсанты играли в футбол, и в воздухе звенели их задорные крики и свист. На западе, где опаленная Днем атмосфера бурлила и пенилась, за милями мерцающих болотных лесов и озер сверкала в солнечном свете тяжелая гряда грозовых туч. А на востоке над кампусом висела бледная луна, но звезд при такой близости к Дню видно не было.

С последней нашей встречи Вилаг очень изменился. Исчезли с лица прыщи, и постепенно таяла подростковая нежность черт, обнажая мужчину, которым он должен был стать. Военная форма, зловещая, красно-черная, ладно сидела на его вытянувшейся фигуре. В мундире брат казался умным и потрясающе красивым. Мне было больно видеть его скованного этой одеждой, как цепями, но Вилаг явно носил ее с гордостью.

Он держал меня за руку и расспрашивал о жизни дома, о планах поступить на факультет археологии в университет Святого Катареца, о родителях. И говорил, какая я взрослая, какая красивая в этом платье и как он гордится своей сверходаренной сестрой. Я отвечала, а в груди ныло от понимания того, что мы практически не знаем друг друга и не узнаем в ближайшее время, ведь Вилага отправят на передовую завоевывать Полутень.

Словно прочитав мои мысли, он – как мне показалось, виновато – дернул щекой и уставился на неспокойный горизонт. Возможно, вспоминая ту ночь, когда сказал мне, что вырастет и будет убивать кошмаров, как отец, – обещание, которое Вилаг сдержал. Он сжал мою ладонь:

– Я не пострадаю, Вэл. Не тревожься.

Я грустно улыбнулась:

– Еще не поздно. Ты можешь выбрать гражданскую жизнь после академии и пойти учиться со мной. Ма и па не станут тебя упрекать. Сможешь снова заняться физикой, тебе же раньше нравилось. Сняли бы вскладчину квартиру в Пемлут-холле. Университет прямо в центре Города, нам было бы так весело вместе.

– Не могу, ты же знаешь. Это мой выбор. Я хочу быть солдатом и рыцарем.

– Рыцари теперь не те, что раньше. Папа был независимым, был капером. Времена изменились. Ты станешь частью армии. Именно она сейчас распределяет рыцарство и всегда жадничает. В основном в рыцари посвящают раненых или мертвых, Вилаг.

– Я учусь в военной академии, во имя всех святых, и знаю о рыцарстве все. Пожалуйста, не драматизируй. Ты ведь умная девочка.

– Это тут при чем?

– Я все решил. И в отличие от тебя верю в свои способности.

– Я в тебя верю! Но, Вилаг, теперь кошмары в ярости. Мы их уничтожаем. Они боятся и злятся. И целыми волнами стекают с холмов. Еще никогда прежде не гибло столько наших солдат. Разве я могу не тревожиться?

Стиснув челюсти, брат взглянул на наши переплетенные пальцы. Хватка его ослабла.

– Только не втюхивай мне опять свою теорию о доброте кошмаров. Даже слушать не хочу. Они не боятся, они внушают страх, и мы сотрем их с лица планеты, если понадобится, чтобы ты и все прочие могли жить спокойно.

– Я своей жизнью вполне довольна, благодарю. И мне важнее, чтобы и ты жил – ради папы, мамы и ради меня, – чем чтобы жуткая орда кошмаров навсегда исчезла.

Вилаг закусил губу и снова сжал мою руку:

– Знаю, сестренка. Так мило, что ты волнуешься. Но я нужен Монархии. И я справлюсь, обещаю.

Засим он счел вопрос исчерпанным, а я решила не давить и не расстраивать брата. В конце концов, это его жизнь. Его выбор. Я не имела права их принижать. И расставаться на плохой ноте не хотела. Поболтав еще немного, мы встали, поцеловали друг друга в щеку и обнялись, а потом я смотрела, как Вилаг уходит.

Что толку от обещаний, данных им в нашу последнюю встречу, даже если верить в них всем сердцем? Вилага отправили на фронт спустя пару лун, сразу по окончании академии, даже без церемонии, потому что время было военное. А еще через шесть лун воодушевленных писем с передовой возле Полутеневых гор, в пылу битвы, что подарила Монархии еще одну победу над темной ордой, его убило копье кошмара, пронзившее грудь. В сравнении с тысячами кошмаров, павших от выстрелов наших ружей и пушек, потери Монархии были ничтожны. И все же мои родители потеряли сына, а я – брата.

Посмертно Вилаг получил рыцарство, к которому так стремился. Еще никогда я так не ненавидела себя за правоту.

Пока городские врачи помогали матери явить на свет Вилага, отец в предгорьях сопровождал первооткрывателей. Так и вижу его в доспехах, пахнущего разогретой сталью и холодным потом, что скопился под шлемом; из-за забрала почти ничего не видно, одна рука сжимает меч, другая – узловатые поводья и пылающий факел, конь готов понести. К спине для согрева привязана новенькая металлическая угольная камера, полная светящихся углей, отчего броня скрипит и щелкает, отдушина шипит, а отец едва удерживает равновесие, но хоть холод отступает. Крупицы замерзшей воды, словно пыль, сверкают в озаренном факелами воздухе, жалят глаза в прорези. Пальцы в перчатках, несмотря ни на что, немеют. Во мраке мелькают огоньки – то пламя отражается в знакомых нечеловеческих глазах врага, незримого среди теней, крадущегося рядом с караваном, точно сама тьма. И лишь отец и его люди стоят между кошмарами и первопроходцами с их лошадьми и вагончиками, прогибающимися под весом машин и толстых катушек проволоки и кабелей, которые принесут свет цивилизации в эти дикие края.

Как долго длилось это папино путешествие? Как скоро он вернулся живым и увидел жену и познакомился со своим первенцем, Вилагом, в теплой больничной палате под сиянием совершенно нового электрического света?

К моменту моего рождения оружейники уже изобрели портативные пушки и подкладку со встроенными полыми трубками, по которым бежит подогреваемая углями вода, позволяя наемникам и рыцарям дольше сохранять доспехи в тепле и глубже уходить в Вечер. А первопроходцы шагали следом и несли свои технологии к вершинам предгорий, кишащим кошмарами. Тогда отец завязал с походами и больше к ним не возвращался. У людей были новые инструменты, но война все равно усугубилась. А в заботе отца нуждались сын и дочь, и жена ждала его дома.