Гарднер Дозуа - Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса

– Прекрасно, – одним словом прокомментировала Лея речь капитана.

Когда корабль принял нас на борт и взял курс на Венеру она отыскала самую маленькую из частных кают и заперлась там.

Лея Хамакава проработала в «Институте Плеяд» двадцать лет. Начинала совсем молодой, еще подростком, – задолго до того, как мы встретились, – и о ее прошлой жизни я знаю лишь то, что она сирота. Институт был ее единственной семьей.

Иногда мне казалось – есть две Леи. Одна, робкая и застенчивая, как ребенок, жаждет любви и тепла. Другая, холодная и профессиональная, едва выносит, когда к ней прикасаются, и ненавидит – или, возможно, презирает – людей.

Временами я думал, не получила ли она в детстве ужасную душевную травму. Она не рассказывала, как росла, не упоминала родителей. Однажды я спросил, и она ответила лишь, что это все осталось «давным-давно и далеко-далеко».

Я никогда не знал, как она ко мне относится. Иной раз почти не сомневался, что любит, но не может заставить себя сказать об этом хоть слово. Но потом она становилась такой холодной и невнимательной, что было ясно: для нее я всегда оставался лишь техническим помощником, неотличимым от любого другого техника. Частенько я удивлялся, почему она вообще разрешает мне находиться рядом.

И молча проклинал себя за то, что у меня не хватает смелости спросить.

Пока Лея сидела взаперти, я обследовал корабль. Каждая каюта имела форму сферы с единственным восьмиугольным иллюминатором из двойного стекла на внешней стене. Оборудованы они были со всей мыслимой роскошью, даже санузлами в маленьких примыкающих сферках, в кабинках которых ваше тело обрызгивали из форсунок струи воды.

Спустя десять часов после старта Лея так и не вышла. Я выбрал себе другую каюту и лег спать.

Через два дня я заскучал. Разобрал все, что разбиралось, изучил, как это работает, и собрал снова. Все было в идеальном состоянии, чинить было нечего.

Но хотя вещей я взял с собой немного, среди них имелся и портативный офис. Я вызвал библиотечного агента и задал поиск по истории.

Когда экспансия человечества за пределы родной планеты только начиналась, космические перевозки обходились разорительно дорого, и бизнес в космосе был по карману лишь правительствам и непристойно богатым корпорациям. Когда правительства отошли в сторону, горстка богачей скупила их активы. Большинство впоследствии или перепродало их, или обанкротилось. Но не все. Одни не отступились из чистого упрямства, другие – из-за пылкой веры в экспансию человечества, а третьи – из холодного расчета, что в космосе полно неисчислимых богатств, нужно лишь до них добраться. И когда технологии были наконец-то готовы, двадцать семейств завладели всем.

Пусть медленно, но границы все же открылись, а затем начался исход. Сперва тысячи: бахаи, бегущие от религиозного преследования; свергнутые диктаторы и их приспешники, жаждущие скрыться с украденной казной; наркобароны и их свита, вывозящие прибыль из пределов досягаемости государства или конкурентов. Потом счет пошел на миллионы, когда люди всех цветов кожи покидали Землю, чтобы начать новую жизнь в космосе. Группы раскольников из церкви Иоанна Мстителя отрывались от непрощающей материнской церкви в поисках предсказанной пророчествами судьбы, диссиденты из Народной республики Малави алкали свободы, коммуны вегетарианцев с Аляски – новых земель; индейцы майя желали повторить родину в другом мире; либертарианцы искали свой рай со свободным рынком, коммунисты – место за пределами истории, чтобы ковать там следующие поколения коммунистов. Некоторые вымерли быстро, некоторые медленно, но всегда находились другие, еще и еще, что вливались в нескончаемый поток диссидентов, оппозиционеров и бунтовщиков, готовых подписать что угодно ради обещания нового начала. Кто-то из них выжил. Кто-то добился успеха. Кто-то вырос.

И все они до единого были по уши в долгах перед двадцатью семействами, что обеспечили им перелет.

Ни один хабитат из сотни не сумел рассчитаться с долгами, зато наследники той двадцатки стали богаче целых стран, богаче империй.

Легендарная война между промышленной империей Нордвальдов и семейством Грюнбаум за ресурсы Солнечной системы завершилась, когда Патриция Грюнбаум продала свой контрольный пакет в семейном бизнесе. Удо Нордвальд, тиран и патриарх империи Нордвальдов – ныне Нордвальд-Грюнбаум – совершенно не собирался отказываться от с трудом завоеванного богатства и даже разделять его. Он продолжил укреплять свою власть, женив единственного сына, еще подростка, на практичной и расчетливой наследнице семейства ла Джолла. Избавившись от ближайших конкурентов, Удо вернулся из дальних пределов Солнечной системы, оставив долгую экспансию на ее окраинах другим. Он построил штаб-квартиру корпорации, жилища для работников и персональный дворец в месте, которое было центром внутренней системы и одновременно считалось невозможным для колонизации. Он создал себе репутацию, колонизировав то, что называлось адской планетой Солнечной системы.

Венеру.

Планета внизу из светящейся точки превратилась в выпуклую белую жемчужину, слишком яркую, чтобы на нее смотреть. Прибывающая межпланетная яхта, мчавшаяся по гиперболической орбите, погасила избыток скорости, пройдя сквозь атмосферу Венеры, неторопливо вынырнула из нее на высокую эллиптическую, а затем перешла на двухчасовую парковочную орбиту.

На «Сулеймане» имелся огромный иллюминатор (сплошная прозрачная панель метра в четыре диаметром), и я завис перед ним, наблюдая, как всплывает встречающий нас транспортный барк. Я считал «Сулейман» большим кораблем. но по сравнению с этим гигантом он показался миниатюрной моделью. Барк походил на сплющенный конус с округлым носом и до нелепости крошечными ракетными двигателями в основании и по форме не отличался от типичного спускаемого на планету грузового корабля, но имел более километра в длину и как минимум столько же в ширину. Подплыв к «Сулейману», он пришвартовался, что со стороны выглядело как соприкосновение тыквы с горошиной.

Но я знал, что размер обманчив. Барк представлял собой всего лишь тонкую оболочку, натянутую на каркас из вспененного в вакууме титана, окружающий гигантскую пустую камеру. Он был создан не для посадок, а для парения в атмосфере, и ему требовался огромный объем при минимальном весе. Ни одно судно еще не садилось на поверхность Венеры, ибо эпитет «адская» выбрали не зря. И барк, по сути, был не космическим кораблем, а скорее выходящим в космос дирижаблем, одинаково пригодным для полетов как в облаках, так и на орбите.

Но, даже зная, что этот колосс ненамного вещественнее вакуума, я разглядывал его приближение с некоторым страхом.