Александр Антипов - Справедливость богов [СИ]

Точно! Корабля! Начинаю вспоминать. Море! Моряки!

Руки дрожат. Губы трясутся. Во рту пересохло, как кошки сходили. Вдобавок тошнит.

— Эй, парень! — в этот момент кто-то громко кричит мне сзади.

Еле-еле поворачиваюсь всем телом, как волк. Шея не вертится. Вижу в трёх шагах оборванного подростка лет четырнадцати со сломанными передними зубами, но дерзким недетским взглядом.

Подросток явно чувствует себя в данной ситуации очень уверенно, даже нагловато.

— Ты, наверное, пришёл сюда за шлюшкой? Могу тебе предложить! За небольшую плату! Здесь недалеко!

На это неожиданное предложение, я только кисло морщу лицо, не в силах даже ответить отрицательно. Мотаю головой, как телёнок, ведомый на убой.

— Ну, как знаешь! Дело твоё! Передумаешь, приходи! Здесь! За поворотом!

Парень постоял ещё некоторое время, что-то подкинул в правой руке и исчез.

Между тем собираю остатки сил. Кое-как встаю на ноги. Невероятно! Удалось! Цель отныне доплестись до каменной стены таверны, чтобы жадно напиться из вон той громоздкой и широкой деревянной бочки, наподобие ушата. Вероятно, наполнена блаженной влагой, если это не так, тогда я умру.

Шаги даются с болью во всех суставах. Отдаёт в виски. Несколько раз падаю на выставленные перед собой руки, как кошка, но вновь поднимаюсь, чтобы чуть не на четвереньках дотянуть до заветного бочонка. Временами так и двигаюсь, чтоб не брякнуться на камни со всего роста. Больно! Лучше бы был маленьким и незаметным.

Последние телодвижения. Наконец наваливаюсь плечом. Вот она! Стена таверны. Всё же в моём кармане что-то есть. Достаю из кармана грязных штанов изрядно грязную тряпицу, дабы приложить к шишке. Это всё. Перед тем этот самый несчастный лоскут хорошенько смачиваю в бочонке с дождевой водой. Бочонок установлен аккурат под стоком.

Всё ещё достаточно тяжело. В теле дрожь. Шатает до сих пор. Постепенно начинаю вспоминать вчерашних собутыльников. Их пропитые наглые рожи.

Компания весёлых морячков. Кажется, кто-то из них брал меня с собой или только грозился это сделать, если я проявлю некие навыки. Сволочи!

Смотрю на родную лужу, окрасившуюся в красно-кровавый цвет, где ещё полчаса назад лежал без сознания и движения.

Теперь, пью из ладошек, как ребёнок.

Никакого нищего беззубого старика рядом нет. Камня тоже нет. Прозрачного окна с крестами нет. Видения. Сплошные глюки.

Может быть, трактирщик в балахоне померещился? Никто меня не звал внутрь. Зачем?

Наконец начинаю прозревать. Неожиданные воспоминания нахлынули. Вот и вспомнил. Старик сидел не здесь. Большой камень я видел не здесь и не сейчас.

Помню достаточно отчетливо об этом нищем старике. Он говорил однажды почему-то о какой-то всеобщей справедливости богов. Но в чём заключается эта самая справедливость, так и не объяснил до конца. Как, впрочем, ничего не сказал и о том, кто такие боги? Почему эта справедливость только для них, а не для обычных людей? Не успел. Может быть ещё потому, что я не особенно слушал, да и не вникал в бессвязные слова обезумевшего седого старика, привязавшегося ко мне всей душой. Считал это совершенно не важно. Потом этот нищий старик умер. Умер прямо на моих глазах.

Поэтому и запомнился. На протяжении почти года перед смертью, я общался с ним на улице. Если это можно назвать общением. Так. Пустые ни к чему не обязывающие слова. Каждый раз при встрече он брал меня своей костлявой рукой за плечо и сильно сжимал. Старик хотел сказать что-то ещё, но каждый раз останавливал себя на полуслове. Видимо, не решался. Я же особо не вдавался в подробности его нищей жизни. Для чего? Мы все в одинаковых условиях.

Очень хорошо помню день, когда старик умер. Угол двухэтажного дома. Точно такой же, как здесь. В городе высоких зданий почти нет, кроме башен на городских стенах и самой высокой на площади. Старый сидит на камне и жует. Имя? Не помню. А было ли оно у него? Просто старик или дед.

Затем приветливо взмахнул рукой во всегдашней манере. А что я? Ничего. Когда подошёл ближе, он вдруг шумно выдохнул, чего за ним никогда не замечал ранее и внезапно округлил глаза. Я тут же поспешил поднять за подмышки, тело падало. Лёгкий он стал. Исхудал порядком. Подтащил к стене дома, чтобы прислонить. Старик не шевелился.

Спустя час, стало совершенно ясно. Умер. Я пытался расшевелить. Кто-то из наиболее резвых жильцов дома напротив вызвал похоронную команду. Эти люди всегда слоняются где-то рядом, как будто каким-то звериным чутьём знают, что смерть должна быть поблизости. Бездомные покойники никому не нужны.

Всё время стоял рядом с мёртвым телом. Даже когда загремела телега, всё пытался разбудить старика. Сначала подошёл мужик в фартуке, потеснил в сторону. Затем два других крепких мужичка. Также в фартуках. Нищего положили на носилки. Один из мужчин долго щупал пульс на руке и на шее покойника, чтобы убедиться в смерти. Типичная похоронная команда. Много я их видел. Из бараков порой вытаскивали семьями задохнувшихся от дыма или ушедших на тот свет от болезней и голода, реже насильственной смертью от ударов тупым предметом. Команда состоит из трёх человек. Два помощника и один старший, каких в городе не одна сотня. Они ходят с чёрными повязками на руках и закрывают рот платками.

Сейчас около мёртвого успела собраться кучка из десяти человек. Больше зевак из бездомных, в том числе я.

— Родственники? — грубо хриплым простуженным голосом осведомился высокий мужчина из команды.

— Вот этот молодой человек был с ним! — одна сердобольная старушка в смешном чепчике указала на меня пальцем.

— Так, — деловито произнёс коренастый мужичок, что присоединился к высокому. — Кем приходишься покойному?

— Никем, — ответил честно.

— Ясно! — кивнул высокий. — Ещё родственники есть?

На этот вопрос никто не ответил. Все сразу стали расходиться.

Я некоторое время стоял у камня и наблюдал за работой команды. Жаль! Больше старикан рукой мне не помашет.

Мужчины поставили носилки на свободный край труповозки. Верно, телега перевезла не одну сотню трупов. Старик в ней не один, ещё кто-то из мертвецов лежит справа и слева. По завершении высокий деловито махнул рукой вознице. Телега тронулась. Куцая лошадка потянула печальный возок прочь.

Нищего старика без слёз и прощаний повезли за город, чтобы предать огню.

Унылая жизнь старика закончена. Я не знаю даже имени умершего. Ни сам старик, ни я — никогда не представлялись друг другу по именам. Возможно, он как-то назвался мне в первую встречу, но я этой встречи не помню. Возможно, существовала какая-нибудь родственная связь. Совершенно не важно. Я не знал своего отца.

Жестокий мир!