Максим Черепанов - Мю Цефея. Только для взрослых

— Это не учебная тревога. База-51 атакована неизвестным противником. Все на боевые посты согласно плану А.

— План А уже провалился, раз противник проник внутрь, — пробурчал Стирлинг, — пора переходить к Б. То есть к биологически активной обороне.

И тут же достал коммуникатор и набрал на нем длиннющую строку из символов нижнего и верхнего регистров.

— Момотаро! — вспомнила Мэри. — Лаборатория!

— Поздно, — покачал головой Стирлинг и прошмыгнул в узкую дверцу за мусорным баком. — Приятно оставаться.

Сжав в руках ребристую рукоять «глока», Мэри ринулась на лестницу и спринтерски преодолела несколько пролетов. Она перепрыгивала через тела смешливых ребят, с которыми еще утром завтракала в столовой, и старалась сдерживать тошноту. За все время ей попался только один нападающий — его боевой экзоскелет сошел с ума, разорвал хозяина напополам и теперь жалобно попискивал сенсорной перчаткой в ожидании новых команд.

Зато в лаборатории русскому спецназу не повезло капитальнее. Двери в крыло биологов распахнулись, и из них буром поперло что-то трехметровое, зеленокожее, рогатое и очень злое.

— Демоны, — зашептал спрятавшийся под столом техник. — Я слышал, но…

— Зентреди, — воскликнула Мэри. — Ничего себе! Налепили из стволовых клеток Момотаро!

Конечно, по вырвавшимся на свободу монстрам тут же сработали штатным вооружением — пули калибра 5,45 простреливали зентреди коленные чашечки, прошивали насквозь массивные руки, расплескивали по блестящему полу кровь и мозги, но в битве на короткой дистанции сила на стороне больших батальонов. Два десятка гигантов отправились кормить червей — две сотни окружили и задавили солдат противника массой, споро ощипывая их от экзоскелетов и разгрузки.

К сожалению, обезумевшим зентреди забыли объяснить, кто их друзья. Чудом уцелевшие техники и ученые тоже были аккуратно разорваны на кусочки, поделены между альфа-самцами и немедленно съедены. Беты жевали жилистые кусочки русских спецназовцев, а назойливые самочки скакали вокруг, выпрашивая субпродукты. Мэри скользила вдоль стены, громко выкрикивая имя Момотаро. Она надеялась, что ему удалось укрыться в тарелке — зентреди ощупывали ее гладкую поверхность, но не понимали, как можно проникнуть внутрь.

Жилистая зеленая лапа чуть не поймала и Мэри, но в этот самый момент тарелка зашевелилась. Одна из посадочных ног кокетливо приподнялась, изогнулась в неожиданных местах, повернулась к ближайшему зентреди, одним импульсом проделала в нем аккуратную дырку, зависла на пару секунд, а потом зажгла нестерпимо яркий луч и яростно заштриховала им в лаборатории вообще все вокруг. В воздухе отчетливо завоняло подгоревшей плотью, а Момотаро уже перевел огонь на потолок и одним залпом всех восьми ног проплавил его аж до самой пустыни Мохаве, заодно спалив и пожарную лестницу с доктором Стирлингом и его чемоданчиком.

Сквозь какофонию стонов пробился отчаянный крик Мэри:

— Постой!

Шальной луч смерти изуродовал агента Оквуд, как криворукий дизайнер — фигуру человека при обтравке в фотошопе. Но из последних сил она достала из кармана яйцо и подняла как можно выше.

— Вот! Возьми с собой!

— Нет! — донеслось из тарелки. — Нет!

Глаза Мэри закрылись, руки обмякли, но яйцо застыло в воздухе, словно пойманное невидимым сачком, а потом плавно полетело к тарелке и прошло через ее обшивку так, будто не было ее совсем. Сознание агента Оквуд угасало, в конце тоннеля она видела бескрайние березовые рощи и слышала шелест осиновых листьев, а потом закончилось и это.

Тарелка ястребом пролетела сквозь раскаленный тоннель, поднялась над поверхностью планеты, раскрыла гравитонные крылья и яростно заклекотала на всех частотах. Инстинкт и яйцо гнали Момотаро в созвездие Ориона — и быстро. Нейроны в мозгу перестраивались на ходу, мысли путались и лепили странные, незнакомые слова: «птенчичек хочет в кроватуленьку». Мэри назвала бы их овуляшными, но ее рядом уже не было.

И все же самым последним усилием воли Момотаро сфокусировался на воспоминаниях о любимой земной женщине, взглянул на штат Вайоминг с высоты в двадцать километров и ударил всей мощью лучей смерти по мантийному плюму Йеллоустоуна.

— Это еще не конец истории, а новое начало, — пробормотал он. — Мэри была настоящей, и ради нее я сделаю Америку настоящей снова.

Над континентом мрачно поднимались вулканические тучи, на Fox News орнитолог объяснял ошалевшим американцам особенности гнездования у кукушек, в Белом доме президент Гандаму подносил к виску ствол пистолета, а глубоко-глубоко под землей экипаж ядерного подземного дрона готовился к разносу за сорванную эвакуацию агента и дружно разгадывал тайну цифр 28.71.99.170. Храбрая Маша Дубровская успела кровью написать их на полу перед самой смертью.

Наташа Егорова, не подозревая худа, готовилась рожать. Судя по календарю, ребенок ее обещал быть Водолеем. Врачи мило улыбались роженице и ласково ставили уколы. Этой зимой в третьем отделении районного роддома Получертинска лежало немало будущих матерей, только-только переступивших порог совершеннолетия. Наташа не была приятным исключением из правил. Рожать она решила по ту сторону брака, по первому, так сказать, зову природы.

По натуре своей незлобивая и добрая девушка, Наташа была крепко подпорчена работой в комиссионном магазине, а потому не стеснялась в выражениях по поводу прочих беременных девушек в поле зрения.

— Глянь, какая коровища, — шептала она подруге Клавдии Огурцовой, украдкой показывая на соседку слева, — двадцать лет девке, а уже такая жопа! Просто аэродром, а не задница.

Клавдия почтительно хихикала. Достоинств в ней не наблюдалось никаких, ни лицом она не удалась, ни грушевидной фигурой, зато природа щедро наградила ее умением слушать, за что Клавку любили все остальные продавщицы в комиссионке.

— Ой, Клавусик, лежу я тут, как статуэтка, и хоть бы Колик ко мне заглянул. — На последних словах Наташа без особого успеха пыталась заглянуть Клавусику в лицо и прочитать там всю правду о милом Колике. Местного красавца и кутилу Николая Савоськина знала вся округа. Был он славен как своими алкогольными похождениями, так и неуемной страстью к прекрасному полу. И дня не проходило без очередного районного амура. Пожалуй, даже участковый Гришкин, по молодости отменно грешивший со всеми подряд, не мог соперничать в славе с этим молодым Казановой. Наташа понесла от Николая и по наивной младости лет, а также полному отсутствию жизненной мудрости надеялась затащить его под венец. Да, страсть творила с ней поистине удивительные дела.