Максим Черепанов - Мю Цефея. Только для взрослых

— Портал? — Брови доктора от изумления встали дыбом.

— Старик, ты чего такой тупой? — неожиданно взвился знаменосец, и тут очнулись охранники, до сих пор стоявшие истуканами с выпученными столбиками крабьих глаз.

— А ну стволы на пол! — завопил тот, что все это время возвышался безмолвным пнем. — Руки за голову, на колени, суки!

— Мочи гадов! — Кто это заорал, сейчас уже не подлежит восстановлению. В потолок, выбивая дождь из побелки, ударило несколько ошалелых пуль, а потом комната встала дыбом, взорвалась, все покатилось кувырком от мощной атаки пришельцев на сплоченную двойку охраны. Ими выбили двери и унесли отливом куда-то по коридору, производя по пути оглушительный шум и нешуточные разрушения. Наконец все стихло.

Наташа с немалым трудом приподнялась на локтях. Удивительно, но буря ее не задела. Филипп Филиппович мелко трясся под столом. Медсестры застыли восковыми изваяниями, как караульные у Мавзолея. Наташа спустила ноги на пол, пошатываясь, встала, вцепилась в рукав Филиппа Филипповича и потащила наружу. Он не сопротивлялся.

— Ну, что, блядь, доктор, — уперла Наташа руки в бока, — родила, сука, твою мать, я здорового и крепкого малыша?!

Прошло пять дней

— Не поймали их и не поймают, — делился новостями заместитель мэра. — Что?! Новые вылезли? Ну, это уже ваши сложности, доктор. Три наряда милиции к вам отправили. Я не знаю, как с этим разбираться. По вашей части проблема, я рук, куда не надо, не толкаю, не сую… Не гинеколог я. И не акушер! Все. Жду, — и он с отвращением бросил трубку на рычаг.

За последнюю неделю в городе творилось черт-те что. Какие-то ряженые разгромили два винных магазина. Нагадили на кресла в кинотеатре. Подрались с бандой рокеров. Гордо отметелили четыре наряда милиции. И, на сладкое, угнали электричку, пустив ее под откос на первой же стрелке, очевидно, по неопытности и неумению управлять.

— Может, зашьем ее? — робко предложил молоденький аспирант, только-только из столичного акушерского института.

— Я щас сама тебя зашью, — мрачно пообещала Наташа.

Прошедшие дни напрочь снесли ей шифер. Кто только не пытался выбраться наружу посредством Наташиного междуножия: перли мужики из ватаги Ермака, бежали белогвардейцы, тянулись силы Красной Армии им вослед, текли неисчислимым потоком зэки с Колымы, спасали жизни угнетенные чернокожие из Америки позапрошлого века, позли от гнета настойчивого коммунизма китайцы. Изюмом в булочке попадались древние скифы, пара людей-кошек, крошечные человечки, этих выползла не одна сотня, зато неандерталец всего один. Вчера явились два пришельца в скафандрах, но тут же юркнули обратно. А под вечер поперло что-то и вовсе невразумительное, с кучей щупалец, присосок и когтей, но этого удалось отпугнуть вспышками фотоаппаратов и мерзким зловонием, с производством которого справились своими силами.

— Да и как тут зашьешь? — Филипп Филиппович внимательно изучал предмет, так сказать, спора. — Ишь прут, заразы, протаранят любой шов навылет.

— Делать-то что, доктор? — не выдержав очередного наукообразного издевательства, всхлипнула несчастная Наташа.

— Делать, гм… — Доктор потупился.

Но тут, как водится, в самый подходящий момент дверь отдельной палаты феномена Наташи широко распахнулась, и внутрь влетел лейтенант Сиропов.

— Нашли, доктор, мать моя повариха, нашли. Гадом буду, он!

— Что же, — засуетился доктор, — Андрей, присмотрите за пациенткой, — и, бросив Наташу на аспиранта, Филипп Филиппович поспешил за Сироповым.

Николай вел себя смирно. Не рыпался, на вопросы милиционеров отвечал скромно и преданно глядел в их светлые, исполненные служебного рвения глаза.

— Выходит, с детства знал за собой такую фигню? — Полковник Петушков шуток не любил и сейчас всем своим видом давал понять, что острот и приколов не потерпит.

— Да, товарищ полковник. — Вину свою Колик ощущал, а потом отвечал торопливо: — Лет в двенадцать, когда первый раз передернул, все и началось.

— По порядку рассказывай, подробно, не для себя спрашиваю — для протокола.

— Ой, товарищ полковник, — виновато и плаксиво запел Колик, — не надо, не сажайте меня. Я ж без баб помру.

— А там свои девки… — заглянул ему прямо в душу Петушков и сурово приказал: — Трави свою молитву.

И Колик начал колоться.

Секс в его жизни всегда был сопряжен со сказкой. Но там, где обычные граждане получали ее в аллегорической, чувственной форме, Колик хапал ее горстями, в самом, что ни на есть первозданном виде.

— Один раз душил удава, ну, сам с собой то есть брызнул — а она в спутник превратилась! И на орбиту вышла, — полковник пометил в блокноте: «Проверить».

Помнил все Колик удивительно нечетко, годы тянулись вдаль, подросток стал привлекать к себе взоры ласкового пола.

— Что мне, всю жизнь в руках себя держать было?

Лица блюстителей порядка светились теплом и пониманием, а кое-где и легкой завистью.

Оральные ласки до добра не доводили. То охапка роз появится на месте преступного семени, пребольно царапая нежный ротик, то хвост конский, что изрядно похуже, то куча пляшущих человечков, то паровозик заводной. Одним словом, беда.

— Ну, а девок, девок-то ты почто подставил? — задал козырный вопрос Петушков. — Ты ж, падлюка, знал, что добром это не кончится?

— А-а-а-а-а! — запричитал Колик. — Она же у меня волшебная, тварь заговоренная, сквозь любую резину проскакивает, и всегда заместо детишек — погань какая-нибудь!

— Что? — вылез вперед Филипп Филиппович, до сих безучастно внимавший допросу. — Что вы сказали?

— Всегда вместо детишек лажа какая-то случалась.

— И ведь в тюрьму такого не закроешь, — задумчиво поковырял в носу Петушков, — натворит там делов.

— Наталья Егорова не первая ваша жертва? — Остатки волос Филипп Филипповича Бирнамским лесом пошли на Дунсинан. — Где остальные? Их нужно немедленно госпитализировать!

Проскочил еще месяц

— Восемьдесят семь известных случаев инвазии. — Наташу вместе с Филиппом Филипповичем и столичным аспирантом перевели в закрытый исследовательский центр под Китежем. Со всей страны собирали здесь жертв «флюктуального» маньяка, так окрестили Колю ученые головы.

Наташа ничуть не горевала, аспирант оказался милым лопухом, обещал жениться, да и сохнуть по Колику после всего, что она о нем узнала, было дикой глупостью. Лишь в сонных грезах всплывал порой его эротический образ — забыть эту инфернальную харизму не получалось никак.

— Пока мы не дали феномену научного названия. Каждая из реципиенток носит в себе уникальную материю, можно сказать, континуум. Вот, посмотрите на снимки.

Сейчас Колику было двадцать четыре. С невинностью злодей расстался в семнадцать, что выглядело чудом, учитывая его буйный сексуальный нрав, однако за семь лет активного осеменения он сумел развернуться так, что один обеспечил бы клиентурой несколько групп детского сада.