Уильям Гибсон - Машина Различий

– Если вы выиграете гонку, – охладил его пыл Мэллори.

Годвин серьезно кивнул:

– Я не даю твердых обещаний. Я – механик; мне ли не знать, как железо может гнуться и ломаться, рваться и ржаветь. Вы тоже знаете это, Нед, ведь сколько раз чинил я у вас на глазах этот проклятый форт, чинил, пока мне не начинало казаться, что еще чуть-чуть и я сойду сума… Но я полагаюсь на факты, на цифры. Я знаю перепады давления и мощность двигателя, вращательный момент и диаметр колес. Если не случится какой-нибудь дурацкой поломки, наш маленький “Зефир” промчится мимо соперников, как будто они вкопаны в землю.

– Звучит великолепно. Я рад за вас. – Мэллори отпил из кружки. – Ну а что будет, если поломка все-таки произойдет?

– Тогда, – улыбнулся Годвин, – я проиграю и останусь без гроша за душой. Лорд Скоукрофт был весьма щедр – по своим меркам, – но в таком проекте, как наш, не обойтись без непредвиденных расходов. Я вложил в эту машину все – и бонус за экспедицию от Королевского общества, и даже небольшое наследство, оставленное мне незамужней тетушкой, да будет земля ей пухом.

Мэллори был потрясен.

– Как, абсолютно все?

– За исключением того, что я знаю , уж это-то, слава Господу, никто у меня не отберет, – криво усмехнулся Годвин. – Прокормлюсь ремеслишком. Если что, снова завербуюсь в экспедицию Королевского общества, платят там вполне прилично. Но я рискую всем, что у меня есть в Англии. Или грудь в крестах, или голова в кустах – безо всяких промежуточных вариантов. Мэллори снова помял подбородок.

– Я поражаюсь вам, мистер Годвин. Вы всегда казались мне таким практичным.

– Доктор Мэллори, сегодня на меня будут смотреть сливки британского общества. Премьер-министр здесь. Принц-консорт здесь. Леди Ада Байрон здесь и, если верить слухам, делает крупные ставки. Ну когда еще представится второй такой шанс?

– Да, я понимаю вашу логику, – задумчиво кивнул Мэллори, – хотя и не совсем с ней согласен. Но, с другой стороны, в вашем положении подобный риск вполне допустим. Насколько я помню, вы не женаты.

Годвин отхлебнул эля.

– Как и вы, Нед, – Годвин приложился к кружке, – как и вы.

– Да, но у меня сидят по лавкам восемь младших братьев и сестер, мой старый отец смертельно болен, а мать еле ходит. Ревматизм. Я не могу рисковать средствами к существованию своей семьи.

– Ставки десять к одному, Нед. Это же просто смешно! И какой идиот их назначил! Тут бы вернее было пять к трем в пользу “Зефира”.

Мэллори промолчал.

– Жаль, – вздохнул Годвин. – А мне так хотелось, чтобы кто-нибудь из друзей выиграл на этих скачках, выиграл по-крупному. Сам-то я этого сделать не могу. Очень хотелось бы, но потратил на “Зефир” все, до последнего фунта.

– Пожалуй, я сделаю небольшую ставку, – осторожно сказал Мэллори. – Во имя дружбы.

– Поставьте десять фунтов за меня, – вскинул голову Годвин. – Десять фунтов, в долг. Если вы проиграете, я найду со временем способ рассчитаться. Если выиграете, мы разделим сто фунтов поровну. Ну, что скажете? Вы согласны?

– Десять фунтов… Большие деньги.

– Я сумею рассчитаться.

– В этом-то я ничуть не сомневаюсь… – Отказаться было невозможно. Этот человек дал Тому место в жизни, и Мэллори чувствовал себя перед ним в долгу. – Хорошо, мистер Годвин. Только для вас.

– Вы не пожалеете. – Годвин сокрушенно отряхнул засаленные рукава сюртука. – Пятьдесят фунтов мне совсем не помешают. Удачливый изобретатель, уверенно поднимающийся и так далее, не должен одеваться как священник из глухой деревушки.

– Вот уж не подумал бы, что вы станете сорить деньгами на такую ерунду.

– Это не ерунда – одеваться в соответствии со своим положением. – Годвин окинул Мэллори цепким взглядом. – Это ведь ваш старый, еще вайомингский плащ, верно?

– Весьма практичная одежда, – кивнул Мэллори.

– Только не для Лондона. Не для того, чтобы читать лекции светским дамам, воспылавшим любовью к естественной истории.

– Я не стыжусь того, что я есть, – набычился Мэллори.

– Ну да, – кивнул Годвин. – Простецкий парень Нед Мэллори является на скачки в кепке механика, чтобы ребята не робели, встретившись со знаменитым ученым. Я знаю, почему вы так сделали, Нед, и мне это очень нравится. Но помяните мое слово, когда-нибудь вы станете лордом Мэллори, это уж как Бог свят. У вас будет шелковый фрак и ленточка в петлице, ордена и медали ото всех научных обществ. Это же вы откопали сухопутного левиафана, сумели разобраться в неразберихе его окаменелых костей. Так что, Нед, пора взглянуть правде в глаза.

– Все не так просто, как вы думаете, – возразил Мэллори. – Вы не знакомы с политикой Королевского общества. Я – катастрофист [48]. А когда дело доходит до раздачи должностей и наград, заправляют всем униформисты [49]. Люди вроде Лайелла [50]или этого проклятого дурака Радвика.

– Чарльз Дарвин – лорд. Гидеон Мэнтелл [51]– лорд, а его игуанодон – просто креветка по сравнению с вашим бронтозаврусом.

– Не говорите дурно о Гидеоне Мэнтелле! Он – величайший ученый, каким когда-либо славился Сассекс, и он был очень добр ко мне.

Годвин заглянул в свою пустую кружку.

– Прошу прощения, – сказал он. – Мне не следовало высказывать свое мнение так откровенно, я и сам это понимаю. Здесь не дикий Вайоминг, где все мы сидели у лагерного костра, не зная чинов и различий, и чесали языками о чем ни попадя.

Он снова надел дымчатые очки.

– Но я хорошо помню ваши теоретические рассуждения, как вы объясняли нам смысл этих костей. “Форма определяется функцией”. “Выживают наиболее приспособленные”. Новые формы идут в авангарде. Сперва они могут выглядеть необычно, но природа испытывает их в борьбе против старых, и если они устоят и победят, то их потомки унаследуют мир. – Годвин поднял взгляд. – Если вы не понимаете, что эта ваша теория имеет самое прямое отношение к моим конструкциям, то вы – совсем не тот человек, каким я вас считаю.

Мэллори снял кепку.

– Это мне следует просить у вас прощения, сэр. Простите мне мою дурацкую вспыльчивость. Надеюсь, вы всегда будете говорить со мной откровенно, мистер Годвин, будут у меня на груди ленточки или нет. И да не стать мне никогда настолько ненаучным, чтобы закрывать глаза на честную правду. – Он протянул руку.

Годвин ее пожал.

На ипподроме запели фанфары, и тут же шум толпы стал громче, напряженнее. Люди устремились к трибунам, словно гигантское стадо – на водопой.

– Пойду сделаю ставку, о которой мы тут спорили, – сказал Мэллори.

– А мне пора к ребятам. Зайдете к нам после гонок? Чтобы разделить выигрыш?

– Непременно.

– Позвольте, я отнесу буфетчику вашу кружку, – предложил Годвин.

Отдав механику кружку, Мэллори зашагал прочь.