Ханну Райяниеми - Квантовый вор. Рассказы.

Ее брови удивленно приподнимаются. Марсианское гражданство купить не так уж легко, обычно требуется согласие Голоса. Но гоголы-пираты, по-видимому, отлично поработали над легендой этой личности, осторожно подбрасывая необходимые фрагменты в экзопамять.

— Интересно. А почему ты решил приехать сюда?

Я широким жестом обвожу окрестности.

— У вас есть небо. В вашем распоряжении настоящая планета. И вы на ней что-то сделали. У вас есть мечта.

Раймонда смотрит на меня с такой же яростью, с какой откусывала яблоко за обедом, и вдруг мне кажется, что она и меня сейчас укусит.

— Так думает множество людей. Да, мы, безусловно, кое-что сделали. Для начала развязали ужасную гражданскую войну, в результате которой появились саморазмножающиеся машины-убийцы, и они свели на нет все успехи по преобразованию планеты, достигнутые правителями-рабовладельцами перед тем, как их истребили. — Она улыбается. — Но ты прав, у нас где-то здесь есть мечта.

— Знаешь, никто до сих пор мне не сказал, как часто они нападают…

— Нападают? Ты имеешь в виду фобоев? Когда как. В большинстве случаев ты этого даже не заметишь, в крайнем случае услышишь далекие раскаты. С ними справляются Спокойные. Иногда молодежь на планерах отправляется посмотреть на бои. Я тоже так делала, когда была моложе. Потрясающее зрелище.

Переданный мне фрагмент воспоминаний вызывает изумление. Белокрылый планер из интеллектуальной материи, внизу грохот и пламя, лазерные лучи мечутся в оранжевом тумане, черная лавина тварей с ослепительной вспышкой разбивается о строй Спокойных. И при этом там с Раймондой кто-то еще, обнимает ее, целует в шею…

Я делаю глубокий вдох. Пиратская программа цепляется за фривольное воспоминание и начинает его перемалывать.

— Что случилось? — спрашивает Раймонда. — Ты выглядишь растерянным.

Я замечаю, что на столике появилась еда, аппетитные запахи вырывают меня из воспоминаний, оставляя с открытым ртом от сенсорной перегрузки. Официант — темнокожий парень с вызывающе белыми зубами — смотрит на меня с усмешкой. Раймонда кивает в его сторону.

— Это местечко приводит меня в замешательство, — говорю я.

— Это свойство всех интересных мест. Именно такой я хочу сделать свою музыку, относительно которой у тебя так много идей.

— Ты хочешь, чтобы у слушателей случались сердечные приступы?

Она смеется.

— Нет, я хотела сказать, что все мы тоже растеряны. Прекрасно говорить о Революционной мечте, о воссоздании Земли, о крае обетованном и тому подобном, но в реальности все не так просто. К мечтам примешивается чувство вины. А молодое поколение так не думает. Я однажды была Спокойной и не хочу, чтобы это повторилось. А те, кто еще моложе меня, смотрят на прибывающих сюда зоку и на людей вроде тебя и не знают, что думать.

— Как это было? Что значит быть Спокойным?

Я пробую принесенное блюдо. Зебра действительно восхитительна — темная и очень сочная. У Раймонды отличный вкус, возможно, она научилась этому у меня.

Она задумчиво крошит хлеб на своей тарелке.

— Это трудно объяснить. Все происходит стремительно: трансформация совершается сразу, как только твое Время истекает. Воскресители еще не успевают забрать твое тело, а ты уже там. Это все равно, что получить удар. Твой мозг внезапно начинает функционировать иначе, и в другом теле, с другими ощущениями. Но после того, как шок проходит, все оказывается не так уж плохо. Ты полностью сосредоточиваешься на своей работе, и эта целеустремленность доставляет удовольствие. И ты чувствуешь себя иначе. Ты не можешь говорить, но видишь красочные сны наяву, которыми можно делиться с другими. И еще, в зависимости от особенностей тела, появляется ощущение силы. Порой это… возбуждает.

— Выходит, у Спокойных есть что-то вроде сексуальной жизни?

— Возможно, ты когда-нибудь сам об этом узнаешь, чужеземный мальчишка.

— В любом случае все это звучит совсем не так страшно, — говорю я.

— Об этом ведутся бесконечные споры. Большая часть молодежи считает, что все дело в чувстве вины. Но Голос никогда не давал обещаний перестроить систему. Ты можешь задать вопрос: почему? Неужели нельзя решить проблему иначе? Неужели нельзя обойтись силами синтбиотических дронов? Но все не так просто. Когда возвращаешься, некоторое время остаешься в смятении. Ты смотришь в зеркало и видишь другого себя. И это вызывает грусть. Как в случае с сиамскими близнецами — разделиться по-настоящему невозможно.

Она поднимает свой бокал — вино тоже выбирала Раймонда, это совиньон из долины Дао. Я припоминаю, что ему приписывают возбуждающий эффект.

— Выпьем за растерянность, — предлагает она.

Мы пьем. Вино насыщенное, крепкое, с запахом персика и жимолости. С первым же глотком приходит странное чувство, смесь ностальгии и первого проблеска страсти. Мой прежний я, должно быть, усмехается, глядя из зеркала.

— Они хотели его заполучить, — охотно отвечает василев.

После каждого ответа на вопрос гогол-хирург стимулирует его центры удовольствия. Однако из-за этого он старается говорить короче.

— Кто?

— Скрытые. Они здесь правят. Они обещали за него души, сколько мы захотим.

— Кто они?

— Они говорят чужими ртами, как иногда делают Основатели. Мы согласились: почему нет, почему не поработать на них. Цель в конце концов поглотит их всех, все будет брошено к алтарю Федорова, так почему бы не сходить в музей и не посмотреть на слонов?

— Покажи мне.

Но связь с василевом прерывается. Миели, стиснув зубы, восстанавливает предыдущую версию и приказывает гогол-хирургу начать все сначала.

Ужин заканчивается десертом, а потом мы гуляем по Черепашьему парку. Мы разговариваем, и гевулот Раймонды постепенно открывается.

Она родилась в медленногороде Казей. Провела бурную юность, безрассудно растрачивая Время, потом остепенилась (вероятно, сошлась с более взрослым мужчиной).

Раймонда не забывает о моем долге и заставляет купить мороженое у девочки в белом переднике. Она сама выбирает нам ароматические добавки — какое-то странное синтетическое сочетание, которому я не могу подобрать названия, напоминает одновременно мед и дыню.

Я стараюсь ненадолго задержаться на фрагментах, которыми она делится, и только потом бросаю их в ненасытную пасть пиратской программы.

— Мое желание написать оперу, — говорит она, когда мы со стаканчиками мороженого садимся у фонтана в стиле Королевства, — вызвано тем, что я хочу создать нечто значительное. Революция была значительной. Ублиетт значительный. Никто не может встать у него на пути. Что-то грандиозное, с гогол-пиратами и зоку, и восстанием, и большим шумом.