Нил Стивенсон - Криптономикон [litres]

— Не могу ручаться, что я не полезу в драку за свое законное право на эту консоль, — с ледяным спокойствием отвечает тетя Нина.

— Но тебе не придется лезть в драку, милая, поскольку все для того и затеяно, чтобы ты могла высказать свои пожелания!

— Отлично. Что надо делать? — говорит тетя Нина, выскакивая из машины. Рэнди и дядя Ред торопливо собирают шапки, перчатки и варежки, после чего вылезают следом за ней. Тетя Нина уже стоит над консолью, глядя, как снежная пыль метет по темному блестящему лаку, образуя крохотные мандельбротовские эпиэпиэпизавихрения в турбулентных струях от ее тела.

— Как Джеф и Энн до нас и как остальные после нас, мы расставим предметы на парковке, как на координатной плоскости (x, y) . Ось х идет так. — Дядя Ред поворачивается к Уотерхауз-хаузу и раскидывает руки крестом. — Ось y — так. — Он, топчась, поворачивается на девяносто градусов, так что теперь его правая рука указывает на «импалу». — Субъективная финансовая ценность откладывается по оси x . Чем дальше в ту сторону, тем более дорогой ты считаешь данную вещь. Ты можешь даже присвоить чему-нибудь отрицательное значение x — например, вот тому стулу, если думаешь, что перебивать его встанет дороже, чем он на самом деле стоит. По оси y откладывается субъективная эмоциональная ценность. Теперь, когда мы знаем, что эта консоль исключительно дорога твоему сердцу, думаю, ее можно переставить к «импале».

— Может ли что-нибудь иметь отрицательную эмоциональную ценность? — горько и, возможно, риторически спрашивает тетя Нина.

— Если вещь настолько ужасна, что начисто отравит тебе радость от консоли, то да, — говорит дядя Ред.

Рэнди взваливает консоль на плечо и шагает в положительном направлении y . Можно кликнуть Шафто, которые здесь для того, чтобы таскать мебель, но Рэнди должен показать, что и он — какой-никакой мужчина, поэтому таскает больше, чем, вероятно, необходимо. У Начала Координат продолжается разговор между Редом и Ниной.

— У меня вопрос, — говорит Нина. — Что помешает ей просто поставить все в самый дальний конец оси y — объявить, что все чрезвычайно дорого ей эмоционально?

Она в данном случае — тетя Рэчел, жена дяди Тома. Рэчел — мультиэтническая уроженка Восточного побережья и начисто лишена врожденной уотерхаузовской робости. В семье ее всегда считали воплощением ненасытной алчности. Самое страшное будет, если Рэчел каким-то образом приберет к рукам все — рояль, серебро, фарфор, обеденный гарнитур от Гомера Болструда. Потому и нужны сложные ритуалы и математически обоснованная система дележки.

— Вот где вступают τ eи τ $, — успокаивает ее дядя Ред.

— Наши оценки, как эмоциональные, так и финансовые, будут пронормированы так, чтобы их сумма оставалась постоянной. Если кто-то перетащит все в самый дальний угол, результат будет тот же, как если бы он вообще не выразил никаких предпочтений.

Рэнди подходит к запотевшей «импале». Дверца распахивается, хрустя застарелой ледяной коркой. Робин Шафто вылезает, дует на ладони и принимает стойку «вольно», показывая, что готов выполнить любой приказ на данной декартовой координатной плоскости. Рэнди смотрит поверх «импалы» и стены на мерзлый газон и холл Уотерхауз-хауза, где Ами Шафто, закинув ноги на журнальный столик, читает исключительно грустную книжку про кайюсов, которую Рэнди купил для Ави. Она смотрит на него, улыбается и, как думает Рэнди, с трудом перебарывает желание покрутить пальцем у виска.

— Отлично, Рэнди! — кричит дядя Ред от Начала Координат. — Теперь добавим ей абсциссы!

Он хочет сказать, что консоль не лишена и некоторой финансовой ценности. Рэнди поворачивает направо и шагает по квадранту (+x, +y) , считая желтые линии.

— Примерно четыре парковочных места! Довольно!

Рэнди ставит консоль, вытаскивает из кармана блокнот миллиметровки, отрывает верхний листок, содержащий разброс (x, y) по версии дяди Джефа и тети Энн, и отмечает координаты консоли. В Палусе звуки разносятся далеко, и он слышит, как у Начала Координат тетя Нина спрашивает дядю Реда:

— Сколько τ eмы потратили сейчас на консоль?

— Если оставить здесь все на y = 0, то сто процентов, — говорит дядя Ред. — В противном случае это будет зависеть от того, как мы распределим остальное по оси y .

Ответ, разумеется, верный, хоть и совершенно бесполезный.

Если эти дни в Уитмене не оттолкнут Ами от Рэнди, то уже ничто не оттолкнет, поэтому он даже рад, что она это видит, несмотря на сосущую боль под ложечкой. Рэнди не склонен откровенничать о своей семье, поскольку считает, что говорить, собственно, не о чем: маленький городок, хорошее образование, стыд и самоуважение примерно в равных долях и в основном по делу. Ничего сногсшибательного в плане жутких психопатологий, инцеста, тяжелых неизгладимых переживаний или сатанинских сборищ на заднем дворе. Поэтому обычно, когда люди рассказывают про свои семьи, Рэнди слушает и помалкивает. Его семейные истории настолько приземленные, что вроде как стыдно их рассказывать, особенно после того, как услышал что-то чудовищное, не лезущее ни в какие ворота.

Однако, стоя здесь и глядя на смерчи, Рэнди начинает сомневаться, что все так просто. В утверждениях некоторых людей, что «Сегодня я: курю/толстею/подличаю/впадаю в депрессию, потому что: моя мама умерла от рака/дядя ковырял мне пальцем в попке/отец бил меня ремнем для правки бритв» ему чудится излишний детерминизм, ленивая готовность смириться перед голой телеологией. Если людям очень хочется верить, будто они все понимают или хотя бы в принципе способны такое понять (потому что это приглушает их страх перед непредсказуемым миром, или позволяет им гордиться своим умом, или то и другое вместе), то получается среда, в которой убогие, упрощенческие, убаюкивающие, благовидные взгляды циркулируют, словно тачки с обесцененными купюрами на рынках Джакарты.

Но если автомобиль, брошенный на стоянке неведомым студентом, порождает самовозобновляющиеся смерчики размером с наперсток в нескольких сотнях ярдов по ветру, то, может быть, на мир следует смотреть с чуть большей опаской и быть готовым принять истинную и полную головоломность Вселенной, ограниченность наших человеческих сил. А уж от этого шага недалеко и до другого: сказать, что детство, лишенное исполинских психологических встрясок, жизнь, затронутая лишь слабыми и даже забытыми влияниями, могут привести, далеко по ветру, к небезынтересным последствиям. Рэнди надеется, хотя и очень сомневается, что Ами, сидя в зеленом водорослевом свете и читая про неумышленное истребление кайюсов, думает, как он.