Андрей Вичурин - Байт II. Блуждающие лабиринты Гиннунгагапа.

- А ты им объясни, что не надо искать черной кошки, там, где ее нет.

- В смысле?

- Не стоит множить сущности, без крайней необходимости. При прочих равных, самое простое объяснение – самое правильное. Бритва Оккама. Пусть принимают все, так как есть, и только.

- Я им уже объяснял… Не верят своим глазам. Неофобия(2), с депрессивным синдромом. И, кстати, есть мнение, что при прочих равных, - самое простое объяснение – самое идиотское. Бритва Дарвина. Дэн Симмонс.

- Да уж, эти бритвы…

Мы помолчали недолго.

- Это ты был на том холме, с защитным куполом? И квадрокоптер ты привел, - утвердительно произнес Всеслав. – Я тебя сразу узнал, только вот случая поговорить не предоставлялось.

- Я. А ты со своими, по нам ракетами лупасил.

- Ну, не по вам, а по демонам, внизу, - не согласился он. – Классный купол ты сделал. Особенно второй. Моща! Как получилось?

- «Конструктора» удалось вовремя прокачать, да и девайсы кой-какие под руку попались, тоже вовремя, - не стал таиться я.

- Круто. А у тебя провал в памяти был? – он немного смутился. – Спрашиваю, потому как сам, все произошедшие события только-только вспомнил, будто мешало что-то. Пока с Демиургом не поговорил и тебя не встретил.

- Та же самая ерунда. Смутные ощущения неправильности и все, пока тебя не увидел и не заговорил.

- А ребята, те вообще ничего не помнят. С поля боя на Земле, - прямо сюда. Вот и все воспоминания. Я тему форсировать не стал, подумают – свихнулся их боевой товарищ Ян, - он почему-то погрустнел, видимо вспомнил еще о чем-то.

- Ты лучше скажи, как нам демиурга отбрить, - я перевел разговор на другую тему.

- Ну, эту сущность не помножишь на ноль, он сам кого хочешь, помножит. А вообще, предлагаю не торопиться. Первым делом, надо решить, куда мы отправимся. Надеюсь, возражений по поводу того, что нам надо держаться вместе, нет?

- Есть.

- Обоснуй?

- Я этого Демиурго, в первый раз вижу. И тебя, в общем-то, тоже. А еще, мамаша три дня назад объявилась. Первый раз. В гости зовет.

- Где объявилась? Она же в отцовском особняке, в смысле дедовском, живет.

- Ага. Живет. И меня скоро родит. Только, она мне приглашение в Мир, через мастера - рогу передала, с пулом фамильных артефактов и свитком портала. Она там, теперь графиня де Смодонти. А дед, - кланлидер.

- Кланлидер? Через рогу… Подожди, дай сообразить…

- Да тут и соображать нечего, информации мало. Давай так – ты мне расскажешь все, о себе и матери, а потом я, как новорожденный, расскажу то, что знаю, а знаю я немного. Потом и будем думать, что дальше делать.

Всеслав, рассказал мне о том, как долго и упорно шел к своей мечте, как он был счастлив, создавая Мир. О своем друге - Сергее, который до самой смерти. Про войну и боль, и о том, как тот погиб, а он, хотел уничтожить всех, чтоб не осталось ни одного человека. Потому что, сволочи. Про кровь и грязь, трупы и обглоданные тела. О том, как сомневался, любит ли мою мать, о своей обиде на нее за разрыв, и неожиданно осознанную любовь. Про деда – жесткого и своевольного основателя финансовой империи, подмявшего под себя пол страны, но, поднявшего Всеслава. И о его сыне - Игоре, моем дяде, который кинул отца и присвоил себе его Мир. О своем желании отомстить, и радости, что у матери все в порядке. И о радости, что у него есть я. Только, как на это реагировать, он еще не знает и не понимает.

Он говорил, с отчаяньем последней исповеди, не щадя ни своего самолюбия, ни пороков других людей, встретившихся на его пути. И чем больше он рассказывал, тем больше внутри меня росло ощущение, что мы очень давно знакомы и то, как он реагировал на давившие его проблемы, было мне близко, и вызывало искреннее приятие, понимание, нелицемерное сочувствие и настоящее сопереживание. Для меня, моя реакция, оказалась новостью. Только теперь, я понял, как это - быть родственной душой.

Оказалось, мне этого сильно не хватало. С приемными родителями, мы никогда в подобном ключе не общались, и душевной близости с ними, у меня не возникало. Ничего не хочу сказать плохого – они замечательные люди. Но, по моим тогдашним детским воззрениям, жили они в своем мирке, со своими проблемками, а я, со своими вселенскими несчастьями, которыми с ними не делился, в своем. Только теперь я понял, каким эгоистом был, и испытал к Всеславу настоящую благодарность за это прозрение.

Мне тоже, в первый раз в жизни, захотелось выговориться, выбросить угли, не до конца перегоревших эмоций. Услышать слова сочувствия, одобрения и поддержки.

Он слушал внимательно, не перебивая и не переспрашивая, и в глазах его, светилось такое спокойствие и мудрость, что я усомнился в его возрасте. Настолько разительна была перемена, произошедшая в этом парне. Насколько он был моложе, рассказывая о близком для него, настолько же он был старше, слушая меня.

Я ему рассказал о том, как рос у приемных родителей, не зная, что они не родные. О своих увлечениях, победах и поражениях. Про Веру. Про не пришедшую до сих пор, настоящую любовь и не совсем ясную надежду на будущее.

И, о своем страхе несостоятельности, об отсутствии вариантов, верю я или нет, в рассказанное Демиургом, - путь назад уже закрыт. Все изменилось вокруг. Я изменился.

На что, совет был прост:

- Боишься, - не делай. Делаешь, - не бойся! – и Всеслав запел: - Ойся, ты ойся, ничего не бойся. Я пойду с тобою, ты не беспокойся! – и сделал проходку, как в лезгинке.

- Это я так, к слову. Ты должен знать свои корни, – он снова присел рядом. - Бабушка моя с Кубани, а у отца, деды и прадеды, русский Север обживали. Поморье да Заонежье. Казацкая ниточка с Кубани, еще дальше тянется – на Яик. Наши предки туда с атаманом Василием Гугней пришли. А до того, яицкие казаки, при Тамерлане личной гвардией состояли. В общем, там круто замешано. У матери же твоей корни, с одной стороны кельтские, а с другой, тоже казацкие, из запорожцев и дунайцев, но, последние впрочем, сами бывшие кубанцы. Так, нам ли бояться покорять миры? Казаку, только бабу свою, бояться не зазорно!

И он снова запел:

- Ойся, ты ойся, ничего не бойся…

А затем продекламировал:

«Боюсь, что буду я бояться, боюсь покинуть я тропу,

Боюсь упасть и не подняться, боюсь, что что-то не смогу...

Но не боюсь лежать и думать, о том, что я всего боюсь!»

- Прикольно! А это, кто написал?

- Я…

- Пишешь стихи?

- Нет. Баловался раньше. А теперь муза меня покинула.

- Мать?

- Нет. Просто Муза. Диана стихи не любит. Даже про любовь. Она, вся такая целеустремленная, а стихи – для неудачников, которые вместо денег, производят на свет сопливые рифмы. Она напрямую об этом не говорила, но, не раз давала понять намеками, чтобы меня ненароком не обидеть.

- И ты бросил писать, только потому, что ей это не нравилось?