Андрей Вичурин - Байт I. Ловушка для творца

Я же занялся тем, чем уже давно не занимался. Поезд жизни не ждал пассажиров, вышедших за беляшами и оставшихся попить пивка. Он мчался дальше. И вот, уже пронеслись мимо: весенний поход на Урал, поездка на рафтинг в Теберду и восхождение на Казбек...

Но, игра продолжается, господа! Пора запрыгивать в вагон и двигаться дальше, если не хочешь ковылять вслед, сжимаемый стальными рельсами предопределенности, по серому щебню будней, и смотреть на удаляющиеся огоньки несбывшихся надежд. Можно было сорваться, сломаться, бросить все к чертовой матери, или все-таки, кое-как доползти до финиша, но, я не мог сдаться на милость победителю. И пусть, этот раунд за ним. Проигран лишь этап, но не гонка. Не побитой собакой я буду, а останусь волком, неудержимо стремящимся к цели, и выгрызу, когтями выдеру право на победу, право на последнюю встречу со своим главным соперником. И встретимся мы не раньше, чем придет мое время и как равные, когда будет просто game over, а не как победитель и побежденный.

Потому, когда Вера в очередной раз ненадолго покинула кокон, для приведения себя в порядок, я поставил ее перед фактом своего отбытия в Архангельскую область, на поиски «Золотой чаши викингов». Я надеялся, что она как-то отреагирует, но дождался только неопределенного «угу» и короткого кивка, после которого она опять забралась в капсулу.

А я, собрал вещи и, бросив прощальный взгляд на блестящую крышку виртуального гроба, вышел, даже не хлопнув дверью.

Выезд состоялся только через три дня, прошедших для меня в депрессии и самокопании, - это время было необходимо для сбора ребят из поисковой группы «Из ВарягЬ в Греки». На это время поселился в гостинице, домой возвращаться не стал,не то настроение.

В Архангельске потеряли еще два дня на общение с местными следопытами, посиделки и шашлыки.

Все это время я не звонил Вере, - расстались, значит расстались.

Из Архангельска пришлось катером по Северной Двине подниматься до Холмогор, около восьмидесяти километров. Потом, по одному из рукавов, километров пять до бывшей деревни Мишанинская, она же Денисовка, она же Ломоносово, в которой когда-то родился русский Леонардо да Винчи. Туда мы добирались ради памятной книги Куростровской Дмитриевской церкви, в которой якобы было упоминание об идоле Юмалле, которому поклонялась чудь заволоцкая. Карамзин упоминал об этом идоле в Истории Государства российского, как о верховном боге Ливи и Чуди.

Но, разговоров и посиделок, сдобренных байками и невнятными слухами совершенно недостаточно для начала серьезного поиска. Я посетовал на свою крайнюю занятость амурными делами, из-за которой поехал в экспедицию совершенно без подготовки. Такой подход мне определенно не свойственен.

Пока мы бодро шли на тракере(61) под мощным мотором вверх по Северной Двине, я прошелся по просторам инета в поисках информации об этом чудном народе и нашел фотокопию «Заволоцкой чуди» издания 1869 года, составленную действительным членом Архангельского губернского статистического комитета и членом-сотрудником Императорского Русского Географического Общества П. С. Ефименко. Что примечательно, описание идола, которое должно было быть на 138 странице, отсутствовало, как впрочем, и вся страница. Странное совпадение.

Пришлось искать описание в других источниках. Благо история русского севера исследовалась многими энтузиастами, и нашлись перекрестные ссылки.

«Истукан бога Юмаллы, сделанный весьма искусно из самого лучшего дерева, был украшен золотом и драгоценными камнями, ярко озарявшими все вокруг. На голове Юмаллы блистала золотая корона с двенадцатью редкими камнями. На коленях его стояла огромная чаша, наполненная золотыми изделиями и монетами. Его одежда превосходила ценою груз самого богатого корабля».

Единственное, что осталось на следующей, 139 странице фотокопии «Заволоцкой чуди», - это комментарий: «Впрочем, может быть, это были монеты норвежския или англосакския».

Жаль, другой информации нет, а имеющаяся, совершенно несущественна, настолько, насколько бестолкова вся эта затея с поиском языческого деревянного идола, который, если и существовал когда-либо, скорее всего, сгнил уже давным- давно.

В Ломоносово мы встретились с настоятелем церкви Дмитрия Солунского, протоиреем Никодимом.

Импозантный, неторопливо - монументальный в движениях и речи, с достоинством и некоторым шиком даже, несущий свой серебряный крест на черной рясе. Извинялся, пеняя на занятость делами церковными, но доброжелательно пообещал назавтра, после заутрени, принять нас и возможно, поручить одному из служителей найти необходимую книгу за 1887 год, но ничего гарантировать не мог. Времени с тех пор прошло достаточно много и вихрей враждебных, сжигающих все на своем пути, пронеслось немало.

Мы поблагодарили и пошли устраиваться на постой.

Хозяйку, приютившую за смешную плату нашу группу на ночь, звали баба Маня. Она оказалась сухонькой, подвижной и улыбчивой. На ужин баба Маня приготовила отварную картошку, к ней подала квашеную капусту с клюквой и свежий черный хлеб, на котором толстым слоем лежала вкуснятина, под названием «намазка». Хозяйка с гордостью поделилась с нами ее рецептом: сало пропускается через мясорубку вместе с чесноком, укропом, петрушкой, солью и черным перцем. Просто объедение!

Поутру, умывшись ледяной водой в сенях деревянной!, как будто на дворе не XXI век, избы, мы поблагодарили бабу Маню и собрались уходить, но встретили такое яростное негодование с ее стороны, по поводу неблагодарности людской, что тихонечко ретировались обратно и расселись по лавкам, ниже травы, тише воды.

- Ну, что же вы идолы вытворяете! Я встала, ни свет, ни зоря, яичек теплых еще набрала... Гренки - блины состряпала... А вы...

Этого шмурыганья носом и вытирания уголков глаз платочком, не вынес бы никто.

Блины с брусничным вареньем под горячий чай, оказались именно тем недостающим звеном в цепи наших гурманских предпочтений. А гренки со сливочным маслом и кружочками, купленной нами еще дома сухой сырокопченой колбасы, с чашкой крепкого, пускай и растворимого кофе - следующая ступень эволюции изысканного вкуса. Баба Маня осталась довольна и приглашала возвращаться, если дела не позволят уехать из Курострова, обещая в следующий раз попотчевать отменными щами на куре.

- Жалко только, что не курит из вас никто...- опечалилась она на прощание.

- Почему, бабушка? Это же вредно! А особенно для пассивного кури...

- Покурили бы, - перебила баба Маня, едва начавшуюся лекцию Димы о пользе здорового образа жизни, - да в избе мужиком бы запахло. Муж мой покойный курил... Эх, ладно, чего уж там, езжайте! - она перекрестила нас на прощанье сложным взмахом руки и отвернулась.