Георгий Зотов - Айфонгелие

В ТО ЖЕ МГНОВЕНИЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ ОЖИЛО.

Витя тупо икнул, глядя, как челюсти сомкнулись на шее Вадика и чудовище с хрустом заглотило голову приятеля. Режиссёр, напрочь утратив вальяжность, шарахнулся от камеры – её залило фонтаном крови. Обезглавленное тело свалилось на пол, скребя доски ногами – словно мертвец пытался сбежать. Витёк подался назад, натолкнулся на кровать, подготовленную для съёмок, и упал, нелепо взмахнув руками. Девочка надвигалась – согнувшись, пятясь как рак, задом наперёд. Окровавленные челюсти на её спине, хрустя черепом Вадима, наполняли подвал жутким скрипом. Отступать было некуда. Витя раскрыл рот и дико, по-девчоночьи завизжал. Со стороны, наверное, крайне смешно, когда здоровый небритый мужик верещит, будто барышня, завидевшая мышь. Но ни человеку в костюме, ни жертве смеяться не хотелось.

Лязг клыков. Крик оборвался.

Человек бросился к двери. Он лихорадочно пытался открыть засов, но, как назло, тот заклинило. По полу расползалась лужа дымящейся крови. Режиссёра не особо интересовала природа происходящего. Он думал лишь об одном – КАК БЫ СКОРЕЕ ВЫБРАТЬСЯ. За спиной послышалось тяжёлое дыхание монстра. Господи. Слишком маленький подвал. По нему не побегаешь, как в фильмах ужасов. Как же…

– Я сказала, что не кусаюсь? – послышался девичий голосок. – Извини. Пошутила.

Он закрыл глаза, развернулся. Лучше не видеть, что произойдёт. Так проще. Режиссёр не боялся тьмы с детства – она спасительна, избавляет от страха. Киномеханик чувствовал смрад из акульей пасти, запах свежей крови и сырого мяса. По телу пробежала волна дрожи – непроизвольно. Как опытный человек, он знал: умолять, предлагать деньги, просить пощадить отца трёх детей (каковых у него ещё не было, но вдруг будут) – бесполезно. Он думал, что охотился на сбежавшую из дома дурочку. Нет. Монстр с челюстями акулы на спине мастерски заманил его в собственную ловушку.

– Бургер слишком маленький, – сообщило чудовище. – Я всё ещё голодна.

Человек в костюме почувствовал страшную, резкую боль – но лишь на долю секунды. Он перестал видеть и слышать, провалившись в пропасть, полную горячего мрака. Камера под софитами продолжала технично фиксировать, как морская хищница жуёт голову похитителя и, слегка поморщившись, выплёвывает прямо на доски осколки черепа и погнутые очки без стёкол. Встав посреди комнаты, девочка улыбнулась в объектив.

– А ведь отличное кинцо получится! Надо будет попозже пересмотреть.

– Умоляю, не заставляй меня в это верить.

– Разве я заставляю, генацвале? У меня всэ признания подписывали дабравольно.

– Допустим. И какое у народа отношение ко мне сейчас?

– Как и ко мне. По-разному. Вот, смотри! ( Демонстрирует изображение Владимира Ильича Ленина с панковским гребнем на голове. ) Это адын вариант. А вот это ( Показывает фотографию голой девушки, целующей бюст вождя. ) второй.

– ( Тревожно оглядываясь. ) Послушай… Крупской, по случаю, неподалёку нет?

– ( Также оглядываясь. ) Кацо, пока не встрэчал.

– Тогда честно скажу тебе, Коба [22] Партийная кличка Сталина в РСДРП (б). , – мне второй вариант больше понравился.

– ( Смеётся. ) Ай, красавчик. Я в тэбе никогда не сомнэвался. Короче, ты бренд.

– ( В панике. ) Что?!

– А, да не психуй, слющай. Я тоже спэрва, когда такой слово услышал, согласно инстинкту кавказской крови начал кынжал искать в области пояса. Нэт, это не классифыкация педераста на мэстном диалекте. Напротив, кацо. Бренд означает фактически всё. Я так могу сказать, генацвале, это в каком-то роде круче камунызма. Ему поклоняются, за нэго готовы выложить послэдние дэньги. Здесь, например, очэнь распространено, что барышня спит с мужчиной за тэлэфон.

– За ужасный громоздкий аппарат? Товарищ Коба, это же сумасшествие.

– Сумасшэствие – стоимость этого аппарата. Особая модель, с яблоком на спинке, стоит… Нэт, Ильич, мне даже страшно тэбе сказать… Шэстьдесят тысяч. Просто падажди нимнога, осознай сумму. Шэстьдесят. Тысяч. Рублей. Тэлэфон.

– Гм… батенька, а купцы-то просят в бумажных ассигнациях или золотом?

– Я тэбе в долларах могу сказать.

– Лучше в фунтах или французских франках.

– Фунт дико просел после «Брэкзита», а франки уже пятнадцать лэт как отмэнили.

– ( Горько .) Коба, я всегда говорил, что жажда власти сведёт тебя с ума. Несёшь совершенно дикую тарабарщину. Я не могу тебя понять. Во франке огромное золотое содержание. Даже если у него и триппер, как ты говоришь. Или это у фунта? Но как валюта вообще может заразиться венерической болезнью? Совсем запутался.

– ( Вздох. ) Шени деда, я так и думал. Харащо, помогу рэшить вопрос. ( Лезет в карман .) Я знаю, ты не куришь. Но пожалюста, личная просьба, пару затяжек. ( Достаёт трубку. ) Крайне забористая вещь, чилавэк из Амстэрдама привёз. Прошу.

– Товарищ из местной партийной ячейки?

– Боюсь, что нэт, Владимир Ильич. Но если ты побрезгуешь, будэм разговаривать, как два ёжика в тумане. Вот, давай! ( Он подносит к трубке спичку, вспыхивает огонёк, пространство обволакивает сизый дым, немного пахнет сливами. ) Клянусь мамой, ощущения однозначно лючше, чэм на пленуме. Да не дёргайся ты так, не тряси бородкой. Просто расслабься, вдохни всей грудью… Харащо-о-о.

( Примерно через полчаса. )

– Слушай, Коба, ну это просто пиздец, бро. Стопудово, мозг выносит.

– Я смотрю, тэбя дико вставило, Ильич.

– Ага, прямо не по-детски. Штырит, как удава под колёсами самосвала. Причём я сам не знаю, что я говорю, но всё понимаю. Волшебное самочувствие, товарищ Коба. Правда, ощущение, словно бородка отваливается. Так и должно быть?

– Я тэбе фуфло бодяжить не буду, Владимир Ильич.

– ( Затягиваясь. ) Стало быть, за айфон америкосы шестьдесят косарей трясут?

– А хули им? Канэчна.

– Безбожно. А барышни за такой аппарат толпами идут в опочивальню?

– Штабелями. Ильич, наличие айфона – тэст на успэшность в жизни. Если у твоей подруги «яблоко», а у тэбя «сямсюнг», ты дешёвая лохушка. Тэбе в обществе прылычных людей даже самых элемэнтарных мэльчайших понтов не покидать. Пришла, кофе налила и жмись в углу вмэсте с «сямсюнгом», слёзы ужаса глотай.

– Хорошо, что я атеист, Коба.

– Пачиму?

– Иначе перекрестился бы. Значит, если так рассуждать, я похож на айфон?

– Нэт. Владимир Ильич, в атнашэнии тэбя бренд – это метафора. За тэбя никто не пэрэспит, ты нэ имеешь ежегодных модифыкаций – допустим, две гвоздики в каждом кармане, запасной кепка и съёмная борода, – и не дорожаешь с каждой новой моделью типа «Ленин 6S». Я поясню. Имя Ленин знает любой собака. Всэ в курсе, что ты делал рэволюцыю и картавил. Тебе вэзде стоят памятники с протянутой рукой.