Александр Чубарьян - Рассказы

Одиночество. Что это — болезнь, вызванная комплексами внутреннего мира, либо просто миф, надуманный самим собой в целях оправдания той тоски, которая возникает в результате нехватки чего-… или, точнее говоря, кого либо? Можно ли от одиночества сойти с ума? Или одиночество — это панацея от всех проблем, так или иначе возникающих в результате общения с кем-бы то не было? Фраза «Одинокий волк», возведенная чуть ли не в ранг культа, лишний раз подтверждает старую истину, что доверять нельзя никому, что надеяться можно только на себя и ни на кого более, но… Стоит лишь только понять, что вы одиноки и вам настолько станет жалко себя, что вы пойдете на все, лишь бы никто не смог про вас это сказать. И даже больше — вы будете обманывать сами себя, надумывая, что у вас никогда не возникает ощущения вакуума вокруг себя, что у вас есть друзья… Все это иллюзии.

Но что самое парадоксальное — это то, что те, кто вас окружает, те, кого вы считаете друзьями… они, конечно, тоже считают вас своим другом…

Но они тоже одиноки.

Я рассчитываюсь с таксистом, осторожно, чтобы не помять букет, вылезаю наружу и осматриваюсь. Девятиэтажный дом, несколько подъездов — если мне не изменяет память, то в каждом подъезде должно было быть тридцать шесть квартир: 1-36, 37–72… Мне нужна шестьдесят четвертая. Чтобы определить, в каком она подъезде, мне надо зайти внутрь и посмотреть на номера квартир первого этажа, но нужный подъезд я определяю сразу.

Даже дерево возле этого подъезда не такое, как возле остальных. Точнее, это еще не дерево, а всего лишь саженец — молодое деревце двух-трех лет отроду. Покосившееся, слегка согнутое в одну сторону и почти не имевшее веток, оно чем-то напоминает прут от арматуры, подобный тем, которые мы лет пять назад засовывали в рукава, а потом вытаскивали, когда стояли «стенка на стенку». Возле других подъездов одного и того же дома стоят лавочки, здесь же от лавочки остался один ржавый остов, причем, я уверен, если бы этот остов не уходил частично в асфальт, то его тоже бы не было. На покосившейся двери кто-то распылителем вывел давно забытое и волнующее «ГрОб» — я вспоминаю, как почти десять лет назад мы пили пиво на крыше такой же девятиэтажки и играли на гитарах песни «Гражданской обороны». Давно это было — я уже несколько лет живу в центре и спальные районы теперь вызывают у меня смешанное чувство ностальгической тоски и сожаления.

Лифт довозит меня до восьмого этажа, удивляя почти новенькими кнопками и полным отсутствием надписей — здесь явно был косметический ремонт кабины.

Вот и нужная квартира — дверь обита дерматином, причем гвозди с широкими шляпками вбиты так, что образовывают некий сложный геометрический узор, в котором без доброй порции плана сложно разобраться. Почти под самым верхом привинченная и уже потускневшая табличка с номером венчает узор из шляпок и почему-то вселяет в меня смелость — я уверенно нажимаю кнопку звонка и через дверь слышу мелодичный звук.

Дверь распахивается — на пороге стоит тетя Оля в своем неизменном жутком красном платье, поверх которого прицеплен кухонный передник. Увидев меня, она расплывается в улыбке и радостно кричит куда-то внутрь:

— Инга! Инга, иди сюда, Шурик пришел!

Терпеть не могу, когда меня называют Шуриком или какими-нибудь производными от Шуры, однако приходится стерпеть и нацепить на лицо вежливую улыбочку.

— Здрасьте, теть Оль! С именинницей вас! — произношу я, топчась на пороге.

— Здравствуй, Шурик! Спасибо. Проходи, дорогой. Инга!

Инга выходит из зала и подходит ко мне, рассматривая с явным интересом. Я тоже вижу ее впервые — худощавую и довольно высокую девушку с длинными крашеными волосами. Вообще-то, она накрашена вся и, как мне кажется, без чувства меры и безвкусно, но в принципе, она ничего, так себе.

— Познакомьтесь, это Шурик, а это моя дочка Инга. — фраза тети Оли уж слишком слащавая, но я списываю это на волнение и делаю нечто подобное реверансу с поклоном.

— Очень приятно.

— Мне тоже. — натянуто улыбается Инга и тоже склоняет голову, причем не вниз, а как-то набок — получается очень похоже на движение, которое обычно делают собаки, когда им что-то непонятно.

Хотя мне очень смешно, виду я не подаю — наоборот, изображаю на своем лице нечто подобное восхищению и не стираю с лица это выражение, пока дарю цветы под восторженный лепет тети Оли, рассказывающей Инге о том, какой я хороший.

Девушка цветы принимает с удовольствием, но после того, как берет их в руки, вопросительно смотрит на меня, совершенно не прислушиваясь к словам своей матери. В ее глазах явственно, даже несколько по-хамски читается вопрос: «и это всё?».

Нет, не всё.

— Инга, я поздравляю тебя с днем рождения, желаю тебе много-много здоровья, счастья, любви и пусть никогда улыбка не сходит с твоего лица! — быстро бормочу я давно заготовленную и выученную наизусть фразу.

Улыбка не сходит. Только она теперь больше похожа на презрительную гримасу.

Ах-ах-ах! Мы разочарованы?…

Плевать! Меня с детства учили, что дорог не подарок, а внимание! Да и тетя Оля сама мне сказала, что я могу придти и ничего с собой не приносить, мол, Ингу будет радовать сам факт моего появления у нее на празднике. Кстати, я на этот праздник и не напрашивался. Так что, радуйся цветам, детка!

— Спасибо. — говорит Инга и с неохотой добавляет, — Проходи в зал.

Нет, я конечно вполне мог и ошибаться, не так уж и показательно Инга выражает недовольство, но то, что она не получила чего хотела — в этом я уверен на двести процентов.

Я снимаю ветровку и цепляю на вешалку. Тетя Оля уже убежала на кухню и мы остались в прихожей одни. Я смотрю на Ингу и спрашиваю:

— Может, помочь?

— Не надо. — даже неприятно слышать столь поспешный отказ, хотя в общем-то, его я как раз и рассчитывал услышать. Один из минусов того, что ты приходишь первым на вечеринку — это почти стопроцентная вероятность того, что тебе придется помогать хозяевам накрывать на стол, приносить что-то откуда-то… короче говоря, шестерить. Но мне в моей ситуации ничего больше не оставалось делать — в компании, которая соберется сегодня за праздничным столом, я не знал никого, даже с именинницей я познакомился несколько минут назад и если бы я пришел, опоздав… Тогда у меня наверняка не было бы шансов хорошо провести время.

Чужаков редко хорошо принимают, особенно если их навязывают.

Как навязала меня своей дочери давняя мамина подруга тетя Оля: «… Ой, Таня, как твой сын вырос; ой, Таня, какой он славный; ой, Таня, ему обязательно надо познакомиться с моей Ингой; ой, Таня, у нее как раз скоро день рождения; ой, Таня…»