Уильям Гибсон - Нейромант. Трилогия Киберпространство

Фигура чуть шевельнулась, и изображение снова изменилось. Теперь экран заполнило лицо беловолосого, того самого, который при Бобби позвонил высокому самураю по телефону Джаммера. Она подключилась к его линии, подумалось Бобби.

— Или нет, — сказал Конрой — это прорезалось аудио. — Так или иначе, она у нас в руках. Нет проблем.

А у беловолосого усталый вид, подумал Бобби, но все под контролем. Суровый мужик. Как Тернер.

— А я ведь следила за тобой, Конрой, — мягко сказала Слайд. — Мой добрый друг Банни, он за тобой присматривал для меня. Не один ты не спишь на Парк-авеню сегодня ночью…

— Нет, — говорил Конрой, — мы доставим ее вам в Стокгольм завтра. Совершенно точно. — Он улыбнулся прямо в камеру.

— Убей его, Банни, — медленно и раздельно произнесла Джейлин. — Убей их всех. Взорви весь этот чертов этаж и тот, что под ним. Сейчас.

— Вот именно, — сказал Конрой, и тут что-то случилось, камеру встряхнуло, изображение пошло волнами. — Что это? — спросил он, совсем другим голосом, на этом экран погас.

— Гори, ублюдок, — сказала она.

А Бобби рывком выбросило назад, в темноту…

Марли час проплавала среди медленного шторма, наблюдая за танцем шкатулочника. Угроза Пако ее не испугала, хотя она и не сомневалась в том, что он готов ее исполнить. Нет сомнений, уж он-то свою угрозу выполнит. Она понятия не имела, что может случиться, если взломают шлюз. Наверное, все умрут. Умрет она, и Джонс, и Виган Лудгейт. Может, содержимое храма выплеснется в космос облаком, распускающим лепестки кружев и почерневшего серебра, осколков мрамора и обрывков веревки, коричневых страниц старых книг, чтобы навечно закружить по орбите вокруг оболочки сердечников. Что ж, это не нарушит стиля — художника, того, кто запустил шкатулочника, это бы только порадовало…

По кругу клешней с темперлоновыми подушечками пальцев бегала новая шкатулка. Забракованные прямоугольные фрагмента" дерева и стекла, кувыркаясь, вылетали из фокуса творения, чтобы присоединиться к тысячам мелочей. И Марли, околдованная происходящим, с головой ушла в созерцание. В отверстие в полу протиснулся Джонс. Взгляд у него был совершенно безумный, а лицо покрыто пленкой грязи и пота. Вслед за ним на веревке вплыл красный скафандр.

— Не могу загнать Вига в место, которое я мог бы загерметизировать, — сказал он, — так что это тебе…

Скафандр под ним сделал попытку нырнуть, и Джонс в отчаянии дернул на себя веревку.

— Не хочу, — ответила Марли, не отрывая глаз от танца.

— Надевай! Сейчас же! Время вышло! — Губы парнишки судорожно подергивались, но никакого крика не получалось. Он попытался взять ее за руку.

— Нет, — сказала она, отодвигаясь от него. — Как насчет тебя?

— Надевай этот чертов скафандр! — заорал он, разбудив более глубокие, низкие регистры эха.

— Нет.

За его головой она увидела, как, мигнув пару раз, экран ожил и заполнился чертами Пако.

— Сеньор мертв, — сказал испанец безо всякого выражения на гладком лице, — и различные части его финансовых вложений претерпевают определенную реорганизацию. В настоящее время меня затребовали в Стокгольм. Я уполномочен сообщить Марли Крушковой, что она не находится более на службе у покойного Йозефа Вирека, а также ни в коей мере не работает ни на основную, ни на одну из его дочерних компаний. Обусловленная контрактом сумма может быть получена в полном объеме в любом отделении Банка Франции по предъявлении юридически действительного удостоверения личности. Требуемые налоговые декларации занесены в базы данных соответствующих учреждений Франции и Бельгии. Линии рабочего кредита с настоящего момента объявлены недействительными. Бывшие сердечники корпорации "Тессье-Эшпул СА" являются собственностью одной из дочерних компаний покойного герра Вирека, и всякому, находящемуся на данной территории, будет предъявлено обвинение в нарушении…

Джонс застыл на месте, рука согнута, кисть раскрыта и напряжена, чтобы усилить ударный край ладони.

Пако исчез.

— Ты меня ударишь? — поинтересовалась Марли.

Он расслабил руку.

— Собирался. Сначала оглушить, а потом затолкать в этот чертов скафандр… — Он рассмеялся. — Но я рад, что мне не пришлось… Эй, смотри, он сделал новую.

Из мельтешащего порхания рук выкатилась новая шкатулка, и Марли без труда ее поймала.

Внутренность за квадратом стекла была гладко выложена кусочками кожи, вырезанными из ее пальто. Семь пронумерованных голофишей поднимались над черно-кожаным полом шкатулки, как миниатюрные надгробия. Мятая обертка от пачки "Галуаз" была распластана по черной коже задника, а рядом с ней — серый в черную полоску спичечный коробок из бара в " Дворе Наполеона".

Вот и все.

Позже, когда она помогала Джонсу отловить Лудгейта в лабиринте коридоров у дальнего конца сердечников, парнишка вдруг остановился, уцепившись за литой поручень, и сказал:

— Знаешь, что самое странное в этих шкатулках?..

— Да?

— То, что Виг получал за них чертовски хорошие деньги. Где-то в Нью-Йорке. Я хочу сказать, большие деньги. Но иногда появлялись и другие вещи. То, что возвращалось наверх…

— Что за вещи…

— Думаю, это было программное обеспечение. Он чертовски скрытный старый хрен, когда дело доходит до того, что, по его мнению, хотят от него голоса… А однажды было нечто — он тогда клялся и божился, что это биософт, тот самый, новейшая технология…

— И что он с ним сделал?

— Скачал во все сердечники целиком. — Джонс пожал плечами.

— То есть он его оставил у себя?

— Нет, — сказал Джонс, — просто швырнул в очередную груду хлама, который нам удалось наскрести для следующей поставки вниз. Просто врубил этот биософт в сердечники, а потом перепродал за ту цену, что смог выручить за эту игрушку.

— Ты знаешь, почему? В чем там было дело?

— Нет, — сказал Джонс, теряя интерес к собственному рассказу, — я даже не спрашивал, он все равно бы сказал, что пути Господни неисповедимы… — Парнишка пожал плечами. — Виг все повторяет, что Бог любит поговорить с Самим Собой…

Он помог Бовуа перенести Джекки на сцену, где они положили ее перед вишнево-красными барабанами и накрыли старым черным пальто, нашедшимся в гардеробной — с бархатным воротником и многолетним слоем пыли по плечам.

— Мап фе юбиле мнан, — сказал Бовуа, касаясь большим пальцем лба мертвой танцовщицы. Потом он перевел взгляд на Тернера. — Это самопожертвование, — перевел он и мягко натянул черный воротник, закрывая ей лицо.

— Как быстро, — сказал Тернер. Больше ничего ему в голову не пришло.

Вытащив пачку ментоловых сигарет из кармана серого балахона, Бовуа прикурил от золотой зажигалки "Данхилл", потом протянул пачку Тернеру, но тот покачал головой.