Майкл Суэнвик - Вакуумные цветы. Путь Прилива

Однажды портного вызвали к королю. “Я хочу, чтобы ты сшил мне новое платье, – сказал король. – Самое прекрасное платье на свете”.

“Слушаю и повинуюсь, – ответил жуликоватый портной. – Мы, – он шарахнул мальчишку по уху, – не будем ни пить, ни есть, не будем знать ни сна, ни отдыха, пока не сошьем для Вашего Величества наряд, равного которому нет и не было в мире. Мы соткем: для королевского платья ткань, такую нежную и прозрачную, что дураки попросту не смогут ее увидеть”.

Сгибаясь под тяжестью гарантийных писем и наиценнейших опционов на товарные фьючерсы, мастер и подмастерье вернулись в портняжную мастерскую. “Принеси мне этот изумительный лунный шелк, – скомандовал мастер, указывая на пустую шпульку, валявшуюся в заросшем паутиной углу. – Только осторожнее! Если ты замараешь своими грязными лапами нить, я выдеру тебя как Сидорову козу”.

Мальчик удивился, однако не посмел спорить.

Мастер сел за ткацкий станок. “Качай! – приказал он. – Нам предстоит огромная работа. Сегодня мы не будем спать”.

И какие же страдания пришлось вынести мальчику! Журналисты, дружки жулковатого портного, распространили известие о заказе по всему королевству. Высочайшие сановники и виднейшие бизнесмены, разнообразные знаменитости и ярчайшие звезды средств массовой информации – все они платили крупные взятки за право посмотреть, как идет осуществление важнейшего государственного проекта. Они изумленно таращились на мастера, продергивавшего ничто между пустыми рамами ткацкого станка, на вращение пустых шпулек, просили – и никогда не получали – разрешения потрогать голые бамбуковые палки, на которых, как считалось, были намотаны рулоны драгоценных тканей. Когда же портной отвешивал мальчику затрещину, они умудренно кивали головами и говорили: “Ах, какой у него темперамент! Этот человек – истинный художник!”

И все эти люди дружно нахваливали работу мастера – иначе их объявили бы дураками, а кому же хочется быть дураком?

Тем временем подмастерье не ел, не спал. Чтобы не уснуть, он глотал амфетамины целыми горстями – не мудрено, что к завершению работы у него почти съехала крыша. Для полной радости, все его хилое тельце было в синяках и ссадинах. Сохрани мальчонка способность мыслить здраво, он, пожалуй, и угробил бы мастера. Однако массовая истерия – болезнь заразная; мало-помалу он поверил хозяину и посетителям, восхищавшимся будущим королевским нарядом, и преисполнился гордости за свое участие в столь великом свершении.

И вот наступил день презентации. “Где мое новое платье?” – вопросил король. –“Вот, Ваше Величество, – ответил портной, показывая пустые руки. – Разве оно не прекрасно? Обратите внимание на блеск и переливчатость ткани. Одни лишь мудрые способны узреть ваше новое платье, насладиться его совершенством – так тонко соткали мы ткань, так искусно ее раскроили. Для дураков это платье невидимо – на то они и дураки”.

Но почему, спросишь ты, король попался на такую дешевую уловку? Потому, что уловка эта великолепно согласовывалась со всей его прежней жизнью. Вера в собственное свое благородство приучила короля видеть вещи, в природе не существующие. Ни секунды не колеблясь, он разделся догола, а затем, с помощью услужливого портного, облачился в семь слоев пустоты.

В честь нового платья короля был объявлен государственный праздник. Портной получил столько премий, наград, прав на недвижимость и привилегированных акций, что смог бросить работу. Он прикрыл свою лавочку, а мальчика вышвырнул на улицу.

Так вот и вышло, что этот наш подмастерье, полумертвый от голода и недосыпа, по уши накачанный наркотиками, оказался на пути королевского кортежа, в стройных рядах пролетариата, восхищавшегося новым платьем короля. Пролетарий – он тоже не дурак, ему тоже не хочется прослыть дураком.

Однако перенесенные лишения дали мальчику новую, высшую остроту восприятия. Все восхищались новым платьем, он же не видел даже короля, он видел только голого, довольно толстого старика.

“Так что же это получается, – спросил себя мальчик. – Неужели я дурак?” Ответ не вызывал никаких сомнений: да, он дурак. Ведь он не видит того, что видят умные люди. В тоске и отчаянии, сам не –| зная, как это вышло, он завопил: “А король-то голый!”

Все озадаченно смолкли. Кортеж остановился. Придворные и король не знали, куда деть глаза, на их лицах появилось замешательство. Вдоль улицы прокатился шепоток; тихий сперва, он становился все громче и громче. Люди увидели правду, которую они не признавали прежде, из страха показаться дураками. На короле не было никакого платья – ни нового, ни хотя бы старого.

Тогда они восстали, убили короля, и всех его при дворных, и всех его чиновников. Они сожгли парламент, а заодно и арсенал. Они стерли с лица земли бараки, церкви и магазины, все без исключения заводы и фермы. Пожары полыхали целую неделю. Зимой наступил голод, вслед за голодом чума.

Весной новорожденная республика начала казнить врагов народа. Первым казнили мальчика.

В кабине повисла гробовая тишина.

– Тебя даже могила не исправила, – сказал наконец чиновник. – Все такой же весельчак.

– Ни один эпизод твоего пребывания на Миранде не был случайным, – снова заговорил Вейлер. – Всем дирижировал Грегорьян. Это он научил тебя видеть черные созвездия и объемлющую их структуру. Он организовал твою встречу с Лисом. Именно Грегорьян подсунул тебе в постель ведьму, только благодаря ему ты сумел хоть краешком глаза ознакомиться с неограниченными возможностями человеческого тела. Ты его не видел, но он все время был с тобой рядом. Он научил тебя многому. Теперь, когда я умер, ему нужен ученик. Он хочет, чтобы ты прилетел в Арарат, для завершения подготовки.

– Он что, и вправду думает, что я соглашусь?

– На первой ступени ученичества учитель раз рушает старую, привычную для ищущего систему ценностей. И он это сделал, так ведь? Он показал тебе, что прежние учителя насквозь прогнили, что они недостойны твоей лояльности.

– Заткнись.

– А что, разве неправда? – расхохотался Вей-лер. – Нет, ты скажи, разве неправда?

– Заткни его, – сказал чиновник, Чемодан отключил Вейлера.

Арарат вставал из болот с мощью и неизбежностью настоящей горы. Чуть покатые террасы жилых кварталов сливались в неровные плоскости. Затем следовали более крутые склоны торговых районов. Вершину занимали административные учреждения я вспомогательные службы. Единая структура, неровными ступеньками вздымающаяся вверх, к остроконечной центральной башне. Покрытый зеленью, город должен был казаться элементом естественного пейзажа, своевольным одиночкой, отбившимся от близлежащей гряды холмов. Сейчас же, когда растительность пожухла и съежилась, обнажив темный, как грозовая туча, камень с черными провалами окон и дверей, он превратился в нечто гротескное и чудовищное, в декорацию какой-то забытой трагедии из бурного прошлого рода человеческого.