Юлиус Эвола - Традиция и Европа

В христианской мифологии есть схожие моменты — падение человека и «восстание ангелов» связаны с обладанием свободной волей. В человеке таится страшная способность использовать свободу для духовного разрушения и отчуждения от всего гарантирующего ему надприродную ценность. Это метафизическое решение: на всём протяжении истории мы встречаем это течение в разнообразных формах враждебного к традиции, индивидуалистического, революционного и гуманистического духа — короче говоря, «современного» духа. Такое решение и является единственной решающей причиной упадка, разрушения традиции.

Понимание этого открывает нам смысл легенд, говорящих о таинственных бессмертных правителях (идея об императоре, спящего под горой Киффхаусер!). Найти их сможет только человек, достигший духовного совершенства. В таком человеке пробуждаются чувства металла, внезапно почувствовавшего неудержимо влекущий «магнит». Ограничимся данной аллегорией, ибо всестороннее рассмотрение древних арийских легенд такого рода увело бы нас далеко за пределы тематики этой статьи. Возможно, в следующий раз мы вернемся к тайне восстановления, к «магии», способной вернуть падшие массы на незримо присутствующие вершины.

Über das Gehemnis des Verfalls //Deutsches Folkstum, № 11, 1938

Является фактом то, что мировая война вовсе не истощила процесс формирования национализма как в Европе, так и вне её, а скорее заставила его войти в острую фазу. Поэтому потребность понять смысл этого события полностью оправдана.

В чём состоит смысл современного национализма в контексте философии культуры? На данный вопрос мы хотим ответить следующим образом: в современном национализме существуют два идейно различных и даже противоположных варианта, хотя на практике они часто сочетаются. Один из них следует оценить как форму вырождения и упадка, а другой ведёт к высшим ценностям и представляет собой прелюдию возрождения.

Далее мы попытаемся разъяснить это указание и все вытекающие из него выводы.

Феномен, подобный национализму, можно понять только в широких рамках критической оценки, основанной на общей картине истории.

В этой картине очевидным является следующее: постепенное скатывание политической власти вниз по ступеням иерархии ценностей, в древних культурах отмечавших качественную дифференциацию человеческих возможностей, завершилось. Этот процесс происходил с начала «исторического» времени до наших дней. Для политической истории Европы он имеет особое значение [71].

Как известно, уже в древнейших традициях проводилась аналогия между политическим и человеческим организмами. В любой высшей органической форме проявления существует иерархическое соединение четырёх различных функций: на низшем уровне присутствуют ещё недифференцированные, неопределённые жизненные силы; ими управляют уже органические функции обмена; они, в свою очередь, вливаются в волю, которая приводит в движение всё тело и руководит им. Надо всем этим находится власть интеллекта и свободы как центр и источник света для всего организма.

Традиции, видевшие в государствах вместо порождённой нуждой случайности высшие и одухотворённые живые организмы, стремились к сходному разделению и иерархической дифференциации сословий и каст. Бесформенная жизненная сила, органическая функция обмена, воля и дух отражались в четырёх традиционных кастах слуг (рабочих), торговцев и земледельцев, воинов и носителей одновременно царской и жреческой власти. Каждая каста по своему положению стояла над другой: массы находились под контролем и управлением тех, кто знал, как использовать хозяйственные и экономические ресурсы. Эти последние подчинялись власти военной аристократии, объединённой вокруг тех, чьё спокойное совершенство свидетельствовало о возможностях, выходящих за пределы человека.

Общественная организация этого типа была знакома древнему миру Востока (Иран и Индия) и Дальнего Востока; к ней отчасти приближались Египет, Греция и Рим. Родственный дух проявлялся в политических доктринах Платона и Аристотеля, и в последний раз мы видели его вспышку в католическом феодальном мире Средних веков.

Важно указать, что такая организация соответствовала качественному критерию и свидетельствовала о формировании высших форм интереса и личности. На Древнем Востоке две высшие касты назывались «дваждырожденными», dwija , и составляли духовную элиту. Воины и знать составляли не столько «политическое», сколько «сакральное» сословие, как и в случае со средневековым рыцарством. Всякая иерархия, основанная только на экономической деятельности, на работе, промышленности и коллективном управлении, ограничивалась двумя низшими кастами, соответствовавшим телесным и жизненным функциям человеческого организма.

Так в иерархии четырёх каст отражались ступени восхождения личности через преданность высшим формам, превосходящим «просто жизнь». В противоположность безличному коллективу, «ничто», к которому стремится «жизнь», третья каста —каста организаторов работы и богатства — представляла начало высшего типа, «личность». В героизме касты воинов и этосе аристократии — второго сословия — появляется предчувствие чего–то «большего–чем–жизни» — сущности, дающей закон самой себе, превосходя природные, инстинктивные, коллективистские и утилитарные силы. Когда в изначальном понятии вождя аскет, царь и жрец сливаются воедино, то в нём проявляется универсальная и почти сверхъестественная личность, совершенное выражение того, что в обычных людях не находит в себе силы уничтожить мир случайного и проявиться как «самость». В тех рамках, в которых властелин, совершенный индивид, составляет ось всего общественного организма, этот организм был как бы управляемым духом телом; мирская власть и духовный авторитет были единым целым; иерархия была легитимной в абсолютном смысле этого слова.

Если отталкиваться от этой схемы, то значения этих идеальных типов, естественно, независимых от своих обусловленных временем форм, могут воспроизводиться более или менее точно. На такой основе прогрессирующий «упадок» власти в историческое время становится понятным фактом.

Эпоха «священных королей» — одновременно царей и жрецов— находится ещё за порогом «мифического» времени. Эта верхушка исчезает, и власть переходит к непосредственно более низкой ступени — касте воинов. Это секулярный тип властителя; монарх становится просто военачальником, судьёй или законодателем.

На второй стадии рушатся великие европейские монархии, аристократия вырождается. Попытка Священной Римской империи германской нации терпит неудачу. Из–за революций (как в Англии и Франции) и принятия конституций короли становятся бессильными призраками по сравнению с «волей народа». В парламентских, республиканских и буржуазных демократиях формирование капиталистических олигархий последовательно выражает фатальный переход политической власти от второй касты к современному эквиваленту третьей — касте торговцев.