Ульяна Динова - Я беду от тебя отведу

— Эта квартира со всей меблировкой досталась моему покойному мужу от его дедушки и перешла мне по завещанию как единственной наследнице, — объяснила хозяйка, заметив моё любопытство. — Вся мебель — настоящая, конца семнадцатого и начала восемнадцатого века, привезённая из Италии и Испании, и уже дважды реставрированная. И картины почти все в подлинниках, за исключением одной — моего портрета в кухне, который писал для меня самый модный столичный художник. Всё, что находится в этой квартире, — стоит бешеных денег, но меня это совершенно не волнует.

— Так, значит, вы вдова? — с сочувствием спросила я, понимающе посмотрев на её траурное одеяние.

— Ну да, — без малейшей тени скорби заявила она. — С супругом детей, увы, завести не успели, вот теперь я и проживаю одна в пяти комнатах со всем этим старым хламом в придачу. Иногда у меня, правда, останавливаются подруги. Мои друженьки-подруженьки. Я тебя с ними познакомлю, но чуть позже.

— А кто они — ваши подруги?

— Да как тебе сказать… Сама поймёшь, когда увидишь. Все мы, если можно так выразиться, — одна большая семья, и никто тебя в ней не обидит и не посмотрит косо из-за каких-либо твоих чудачеств. Поскольку у каждой из нас есть свои. С нами ты сможешь быть самой собой, не опасаясь, что кто-то тебя не так поймёт и осудит.

— А ваш муж, простите… Он давно…

— Два года назад. Но я никогда не любила его, — неожиданно жёстко добавила она. — Он никто, пустое место с деньгами, типичный прожигатель жизни. Для меня он ничего не значил. Обстоятельства вынудили меня на брак с этим ничтожеством. Я ведь совсем одинокая, как и ты…

Она прошлась по комнате, поглаживая рукой картины и мебель.

— Родственники мужа ненавидят меня, — продолжила свой рассказ Лаура, повернувшись ко мне с коварной улыбкой. — Они не могут спать спокойно, видя какое богатство от них уплыло, кусают локотки и уже два года, высунув языки, бегают по судам и высшим инстанциям, пытаясь отсудить у меня хоть что-нибудь из этого старья. Но всё это лишь пустая трата времени. Смешно наблюдать за их жалкими потугами. Впрочем, иногда они доставляют некоторые неудобства. И можно было бы их понять чисто по-человечески, если бы не их фатальная жадность и склочность. Пусть бесятся, поделом им! Ха-ха! Мне даже приятно видеть, как они мучаются, исходят на крик, брызжут слюной, а поделать ничего не могут. Они заслужили это, в конце концов. Лично мне абсолютно ничего не нужно из барахла этого идиота, но я и чайной ложкой с ними не поделюсь.

Когда она произносила последние слова, в глазах её загорелся какой-то безжалостный победный огонь. И вообще она вся как-то очень сильно изменилась, будто превратившись из одного человека в другого. Её тон и речь преобразились до неузнаваемости, она перестала изображать из себя скромную безутешную вдову, приняв облик довольно стервозной дамы с жёстким характером. Я не нашлась, что ответить на эти откровения, касающиеся чужих семейных неурядиц, поскольку не знала, что могло заставить её так поступать. Возможно, у неё были веские основания для этого, да и не моё это дело. Но такая резкая перемена в её поведении несколько настораживала и наталкивала на мысль, что либо она хорошая актриса, либо страдает раздвоением личности.

Тем временем, отодвинув гобелен, Лаура нажала рукой кнопку на стене. В потолке звёздообразно раздвинулось круглое отверстие, открывая люк, и сверху в комнату бесшумно опустилась лёгкая винтовая лестница. Хозяйка жестом пригласила меня подняться наверх.

— Хочешь посмотреть чердак? Там тоже всё оборудовано для комфортного проживания и, как мне кажется, гораздо больше подходит для таких девчонок, как мы. Она легко взбежала по ступенькам вверх.

Я не без опаски поднялась на залитую солнцем мансарду. Здесь было всё совсем по-другому. Одна огромная комната, больше похожая на просторный зал. Минимум мебели. Точнее, почти полное её отсутствие. Лишь низенький чёрный диван посреди комнаты и четыре плоских экрана телевизоров, подвешенных по периметру прямо под потолком. Возле стены — два динамика внушительных размеров, подсоединённых к музыкальному центру, и простой металлический стеллаж с большим количеством дисков. Противоположная стена была сплошь застеклена от пола до потолка, отчего вся комната хорошо освещалась, а на улицу открывалась шикарная панорама. Меня поразило то, что в этой комнате практически игнорировалась какая-либо цветность, за исключением контрастного преобладания чёрно-белых тонов. На полу — серое ковровое покрытие. На белых стенах также висело несколько абстрактных чёрно-белых картин непонятного содержания. Я посмотрела на Лауру. Сидя на корточках, она вставляла диск в привод плеера, продолжая с интересом наблюдать за моими перемещениями в комнате. Поборов в себе робость, я подошла к огромному окну и заглянула вниз: по Садовому кольцу медленно ползли потоки машин. Внезапно, кажется впервые за всё время моего пребывания в этом городе, мне в голову пришла некая здравая мысль: «Господи, что я здесь делаю?» Я уже собиралась задать этот вопрос своей новой знакомой, но неожиданно из динамиков раздалась быстрая и ритмичная музыка; вздрогнув, я обернулась — и так и застыла с открытым ртом.

Лаура освободилась от обуви и сбросила с себя шаль прямо на пол. Послав мне чарующую улыбку, она сорвалась с места и стремительно закружилась по комнате в каком-то безумном энергичном танце. Я обалдело уставилась на неё, не в силах произнести ни слова. Подобно большой чёрной птице, взмахивая руками точно крыльями, она порхала в стенах этого непонятного чёрно-белого помещения. Её танец представлял собой сочетание балетного искусства и акробатического мастерства. У неё была отличная растяжка, и в прыжке она делала такие безупречные шпагаты, опасные сальто и другие сложные элементы, которым позавидовали бы мастера спорта по гимнастике. Я, как заворожённая, смотрела на это неожиданное представление и не могла оторвать взгляда. Периодически у меня буквально глаза на лоб вылезали, ибо это действительно был очень странный танец. Двигалась она так, будто закон земного притяжения для неё был не писан. Словно теряя невесомость, она летала по комнате, или какая-то неведомая сила подбрасывала её вверх. Пару раз с разбегу она запрыгнула на стену и, пробежавшись по ней, приземлилась на пол, сделав сальто назад. Наконец, выбежав на середину комнаты, Лаура принялась крутить фуэте с такой нереальной скоростью, что её практически не было видно; до меня доносился лишь лёгкий ветерок, а её быстро мелькавшая тень казалась бесплотным духом из потустороннего мира. Она танцевала босиком, но при этом легко вставала на пальцы ног, как балерина на пуантах. Мне трудно было поверить в то, что человеческое тело способно вытворять такое. Когда она пробегала мимо меня, я могла видеть её лицо. Оно постоянно менялось. То в нём отображалось исступление, то боль, или же в её глазах загорался огонь ненависти, то страсть, то нежность… и ещё столько много всяких эмоций и чувств, что трудно передать словами. Лаура выражала себя в танце на все сто процентов, выплёскивая в своих движениях всё то, что хотела, но не могла сказать. Она обладала абсолютным талантом к перевоплощению и превосходным чувством ритма. Я никогда ещё не видела столь прекрасного эмоционального выступления. Музыка закончилась, и Лаура упала на пол в изнеможении.