Вадим Проскурин - Дверь в полдень

— Как же, — буркнул он. — Не пугаешь.

— Не пугаю, — повторил Юра, — а адекватно описываю ситуацию. Если начнешь делать глупости — будет плохо, а будешь вести себя благоразумно — ничего с тобой не случится. — Он неожиданно сменил тему разговора. — Гвидон Алиханов что из себя представляет?

— Нормальный мужик, — ответил Максим. — Поначалу казался тупым, но на самом деле вполне нормальный. Вначале он меня за бомжа принял, потом за наркомана, разозлился, стал из себя строгого мента корчить… А потом ничего, когда во всем разобрались, оказалось — нормальный мужик.

— Гвидон говорил, что звонил тебе сегодня по мобильнику, — сказал Юра. — Это правда?

— Да, точно, совсем забыл! Он утром позвонил, часов в одиннадцать. Сказал, что снова в нашем времени, обещал вечером перезвонить, но не перезвонил.

— Устал, небось, — предположил Юра. — С ним сейчас по полной программе работают.

Максим ехидно хмыкнул:

— Пытают, что ли?

— Да ну тебя! — скривился Юра. — Скажешь тоже, пытают! Сейчас не тридцать седьмой год на дворе.

И тут Максима понесло. То ли пиво сказалось, то ли нервы, сразу и не разберешь.

— Скажи мне, Юра, — начал Максим, — если бы ты попал в тридцать седьмой год, что ты бы стал делать?

— Ничего бы не стал делать, — ответил Юра. — Уточнил бы дату, а потом вернулся обратно и написал бы рапорт начальству. А может, и не написал бы. Они и без меня знают, что такое тридцать седьмой год и что тогда происходило.

— Еще бы им не знать… — многозначительно протянул Максим.

— Гонишь, — подал голос Данила. — Из той гвардии в живых уже давно никого не осталось — кого к стенке сразу не поставили, те от старости поумирали. Да и не такие уж и звери они были.

— Ну-ну…

— Что ну-ну? Ты о тех временах только из газет знаешь, а у меня дед в смерше отслужил от начала до конца.

— Заградотряды?

— Да какие, блин, заградотряды! Телевизор смотришь? Про Чечню новости видел? После войны на Западной Украине то же самое было. Мой отец четыре года за колючей проволокой просидел, как в тюрьме, с четвертого класса по восьмой в нормальной школе не учился, потому что в город выйти нельзя было. А все наладилось, бандеровцев кого переловили, кого перестреляли, нормальная жизнь пошла, не зря четыре года в осаде сидели.

Максим немного смутился.

— Но это все равно не то, — сказал он. — Те, кто с бандеровцами воевал — это одно, а кто диссидентов сажал — совсем другое.

Юра хихикнул.

— Его дед Солженицына сажал, — сообщил он.

— Ага, — подтвердил Данила. — Только так и не посадил за отсутствием состава преступления. При Брежневе диссидентов сажали только самых отмороженных, всего несколько случаев было за все время.

— Чаще их в психушки определяли, — заметил Максим.

— Ты Новодворскую видел? — спросил Данила. — Скажешь, зря сидела? Да ей там самое место.

Максим пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он. — Ну ее в сад, эту Новодворскую. Давайте лучше вернемся к нашим баранам. Про первое сентября Гвидон вам говорил?

— Про какое еще первое сентября? — не понял Юра.

— Большой теракт на Кавказе, точно не помню, где именно. Могу сходить, посмотреть.

— Что-то такое на инструктаже говорили, — вспомнил Юра. — А что?

— Просто хотел убедиться, что информация дошла.

— Вот и убедился. Погоди, — Юра осекся на полуслове, полез в карман и извлек оттуда вибрирующий мобильник. — Да! Слушаю. Понял. В какой мафии? Ого! И давно? Хорошо, все понял.

Он убрал телефон обратно в карман и спросил Максима:

— Твой друг Колян про мафию что-нибудь рассказывал?

— Про какую мафию?

Юра испытующе посмотрел на Максима.

— Чем он по жизни занимается, ты знаешь?

— У него автостоянка, при ней сервис… У него проблемы с мафией? Да нет, не может быть, его тесть — генерал милиции.

Юра и Данила переглянулись. До Максима начало доходить.

— Погодите, — сказал он. — Намекаете, что его тесть и есть самый главный мафиозо?

— Вряд ли главный, — уточнил Юра. — Но то, что он в мафии — факт. Чтобы генерал милиции не сотрудничал с мафией… чудеса, конечно, бывают… Знаешь что, Максим, расскажи-ка о нем поподробнее.

— О ком? О Коляне или о его тесте?

— Ты и о тесте что-то можешь рассказать?

Максим помотал головой.

— Тогда чего спрашиваешь?

Максим открыл новую бутылку, отхлебнул и стал рассказывать о Коляне. Минуты через две стало ясно, что ничего интересного Максим о нем не знает — он был абсолютно не в курсе мафиозных дел Коляна, знал, что у него малый бизнес под крышей тестя, и на этом его знания исчерпывались. Максим даже не догадывался, что ФСБ имеет досье на Ивана Георгиевича, и тем более не знал, какими именно противозаконными делами тот занимается.

Юра задал несколько вопросов, касающихся психологического портрета Коляна — насколько он уравновешен, не склонен ли к опрометчивым поступкам, насколько находится под влиянием тестя… Максим ответил, что Колян вполне уравновешен, к опрометчивым поступкам не склонен, а относительно влияния тестя Максим ничего сказать не может, потому что живьем видел Ивана Георгиевича всего раза два, да и то мельком.

— А что случилось? — спросил Максим.

— Скоро узнаешь, — заявил Юра, залпом допил свою кружку и сказал, что им пора.

Они уже собрались уходить, как вдруг Данила вспомнил, что они должны изъять у Максима привезенный из будущего компьютер. Юра хлопнул себя по лбу и сказал, что с тех пор, как получил подполковника, стал тупеть. Максим не удержался и процитировал стишок про портупею. Данила в ответ сказал, что портупею как деталь военной формы отменили несколько лет назад и в общем-то зря отменили, потому что портупея — вещь удобная, особенно для строевых офицеров, у которых на ремне болтается не только пистолет в кобуре, но и планшетка с картами, фляга со спиртом, а также много других полезных вещей. Максим поинтересовался, есть ли у ФСБшников военная форма, ему объяснили, что форма есть, но надевают ее в году всего раз пять — исключительно на дежурство.

На этом разговор закончился. Юра задумчиво осмотрел ноутбук из будущего, уточнил, точно ли эта коробка является тем самым компьютером, а потом поинтересовался, не желает ли Максим получить расписку. Максим спросил, будет ли от расписки какая-то польза, и его заверили, что никакой пользы не будет. Тогда Максим сказал, что расписка ему не нужна, ФСБшники вежливо попрощались и ушли. Оставшееся пиво они оставили Максиму, как сказал Юра, в качестве компенсации за ноутбук.

Когда они ушли, Максим подумал, что будет забавно, если их тормознут гаишники за вождение в пьяном виде. А потом подумал, что с их удостоверениями такая участь им не грозит.

Колян даже не думал что-либо скрывать от Ивана Георгиевича, он давно уже убедился, что это бессмысленно. Каждый раз, когда Колян пытался в чем-то противоречить своему тестю, тесть всегда одерживал верх, а Колян, вспоминая прошедший разговор, даже не понимал, как это получалось. Как-то незаметно в ходе беседы Колян начинал чувствовать, что он не прав, а тесть прав, и все происходило так, как с самого начала предлагал Иван Георгиевич.