Вадим Проскурин - Дверь в полдень

— Сука! — заорал Николай и включил невидимость.

Прозрачная тень, отобравшая бластер у Гвидона, дернулась и застыла в замешательстве.

— Моя броня выдержит один выстрел, — продолжил свою речь Николай. — А твоя — нет. Так что кончай выпендриваться и бросай пушку.

Гвидон поспешно встал между ними.

— Подождите, — сказал он. — Не надо драться. Николай, ты не прав. Вы с Еленой ведете себя не просто безответственно, а… даже не могу правильное слово подобрать. Разумные компьютеры вот-вот установят диктатуру во всех временах, а вы им не только не препятствуете, но даже помогаете.

— Расслабься, Гвидон, — сказал Николай. — Эти компьютеры не такие уж и злобные. Матрица нам по любому не грозит.

— Какая еще матрица? — не понял Гвидон.

— Фильм был такой про искусственный интеллект.

— Все, ребята, можете расслабиться, — подала голос Елена. — Уважаемый невидимый товарищ, пожалуйста, попробуйте пошевелить рукой. Теперь ногой. Замечательно. Маскировку можете отключить, все равно она теперь бесполезна. Стрелять не советую, перед тем как стрелять, посмотрите на конец ствола.

Гвидон посмотрел на конец ствола невидимого товарища и увидел, что перед прозрачной тенью в воздухе парит маленький металлический шарик. Бластера Гвидон не видел, но разумно было предположить, что шарик парит точно напротив ствола, препятствуя стрельбе.

— Ну так что? — спросила Елена. — Маскировку сам отключишь или помочь?

— Ну, помоги, — буркнул невидимый страж.

— Сейчас, — сказала Елена. — Подожди минутку, местным роботам надо кое в чем разобраться. Вам надо было рядом с плитой не одного охранника ставить, а хотя бы двоих.

— Нас будут искать, — заявил страж. — Камера слежения зафиксировала, в какое время вы ушли.

— Ну-ну, — улыбнулась Елена. — Ты еще забыл напомнить, что микрофон зафиксировал слова Гвидона. Кстати, Гвидон, я в тебе разочаровалась. Я думала, ты умеешь мыслить самостоятельно.

— Умею, — заявил Гвидон. — Я считаю, что людьми должны управлять люди, а не компьютеры.

— Он не был в более далеком будущем, — заметил Николай. — Надо ему устроить ознакомительную экскурсию.

— Обязательно устроим, — согласилась Елена. — А теперь внимание. Три, два, один…

Висящая в воздухе прозрачная тень перестала быть прозрачной и превратилась в здоровенного мужика китайской внешности в военном комбинезоне и с бластером в руке.

Елена наклонила голову набок и вдумчиво осмотрела его.

— Суй Бай Цзю, если не ошибаюсь? — спросила Елена.

— Суй Гай Цзю, — поправил ее китаец. — Я третий клон. А вы Елена Ненилова?

Елена кивнула.

— Здесь не принято обращаться на вы, — сказала она. — Глупости делать не будешь?

Суй Гай Цзю вздохнул и печально произнес:

— Не буду.

— Тогда пошли отсюда. Оружие можешь оставить себе, все равно ты им не сможешь воспользоваться. Роботы двадцать восьмого века — это тебе не роботы двадцать третьего века. Тут у каждой козявки не только ограниченный интеллект, но и прикладная нанотехнология. Начнешь делать что-то неожиданное — тут же опутают по рукам и ногам, а броню химией прожгут.

— Я считаюсь пленным? — спросил Суй Гай Цзю.

— Пока ты считаешься гостем, — заявила Елена. — Мы с тобой поговорим по душам, дадим познакомиться с будущим поближе, а потом ты сам решишь, кто ты есть. Но в плену тебя держать никто не будет. Если ты не с нами — вернешься в свое время и делай там, что хочешь. Все, пошли, ребята. Нам теперь надо как следует выпить. И я тоже поучаствую, хоть москомп и запрещает.

Юрьев-польский князь Святослав Всеволодович был первым человеком тринадцатого века, которого рассказом Мстислава потряс до глубины души. Их далекие потомки сказали бы, что князь был просто шокирован. Впрочем, говорить «их потомки» неправильно — в текущей реальности потомков у Мстислава не будет, а если Маша и успеет родить младенца до нашествия, младенец этот примет мученическую смерть в горящем Владимире. Брр…

Мстислав опасался, что дядя не поверит его рассказу, начнет креститься, твердить про бесовские наваждения и ничем его не переубедишь. Истовая вера — это, конечно, хорошо, но древние мудрецы не зря говорили, что все хорошо в меру. А у Святослава вера явно превосходила пределы разумного. Взять хотя бы белокаменный крест, который он лично вытесал в благодарность господу…

К счастью, худшие опасения Мстислава не оправдались, Святослав согласился сразу. Но один из тех вопросов, которых опасался Мстислав, он все-таки задал.

— А как там в будущем с христианской верой? — спросил Святослав. — Небось, на каждом шагу храмы? Любо будет поглядеть. Если уж тамошние мастера такое чудо осилили, — он указал взглядом на наладонник, — то церковное искусство у них…

Мстиславу не хотелось разочаровывать дядю, но лгать он не осмелился.

— Плохо там с верой, — сказал Мстислав. — Была вера, да вся вышла. Ближайшие лет пятьсот еще ничего, а потом станет совсем плохо. Еретиков чуть ли не больше, чем православных, а еще больше атеистов или агностиков, что суть то же самое. Они говорят, дескать, не знаю, есть бог или нет, а потому верить в него не буду. Как Фома неверующий, только еще хуже.

— Плохо, — помрачнел Святослав Всеволодович, но тут же просиял лицом. — Зато теперь ясно, зачем господь послал нам с тобой это испытание. Нет более достойного дела для настоящего мужа, чем восстановить истинную веру там, где она порушена.

— Для начала, — осторожно сказал Мстислав, — нам надо остановить монгольское нашествие. Я же зачитывал тебе в будущих летописях, что произойдет с Русью, если мы ничего не сделаем.

— Зачитывал, — согласился князь. — Оставишь мне эту книгу почитать? Там так много интересного…

— Хорошо, дядя, — сказал Мстислав. — Почитай, только не увлекайся. До завтра мы вряд ли успеем собраться, а вот послезавтра хотелось бы уже в поход выступить.

— В какой поход? — переспросил Святослав. — А, понял… Ты прав, Мстислав, это действительно поход, вроде того, как во времена дедов наших немцы на Иерусалим ходили. Только у нас это будет настоящий крестовый поход, потому что сражаться мы будем не за еретическую веру, но за истинную, православную.

— В первую очередь поход будет во имя спасения Земли Русской, — уточнил Мстислав. — О спасении веры поговорим позже, когда будут спасены жизни тех, кто мог бы верить. Если позволим разорить Русь монголам-язычникам…

— Ни за что не позволим, — согласился Святослав. — Снова ты прав, Мстислав, промедление в таком деле неуместно. Выступаем послезавтра на рассвете. Сколько до этих ворот добираться?

— Если мне будет дозволено сказать… — подал голос Еремей Глебович.

— Конечно, дозволено, — перебил его Святослав. — Говори.