Никки Каллен - Арена

— Привет, — сказал Кай ему, толкнул в локоть. — Ты чего, спишь? — локоть Люэса поехал по стойке, угрожая его чашке капучино.

— Нет, — проснулся мгновенно Люэс, заморгал выгоревшими ресницами; как всегда, в мире Кая — осень, в мире Люэса — вечное лето. Обгорелый нос, веснушки — одуванчик. Оранжевый портрет с крапинками.

— Ты кто?

— А ты?

— Я Кай. Знаешь меня?

— Нет, — сказал Люэс. — Слушай, мне влом знакомиться…

— Друзей много? Не запомнишь?

— Нет, просто… фу… я в таком свинском состоянии, что могу обидеть.

— Зачем тогда в такое место пришел? — Кай показал на соседа Люэса с другой стороны, кабана-дальнобойщика в клетчатой рубашке, образ просто из сериала: обрез на сиденье, малолетняя проститутка спит сзади, перевоспитывается, — вот если б его обидели, уронили его чашку кофе…

— Я… я, — и вдруг Люэс рассказал фантастическую историю: трое друзей решили пожить в лесу, потому что их бросили девушки, сразу троих, одновременно, — Люэса, Каролюса и Марка Аврелия; Марк Аврелий вспомнил о даче заброшенной, родительской, на берегу реки; «куда лучше, чем пить месяц, правда?»; там они реально прожили несколько недель: рыбачили, курили солому, смотрели в звездное небо, — а потом я сбежал, я предатель, — пробормотал Люэс, — я ужасно устал и сбежал, смылся…

— А почему не мыться сразу? — Кай восхищался собственной прозорливостью: «я Марло, я Холмс, я Фандорин, я Дюпен». — Шампунь там, брижка-стрижка…

— Я сразу к ней пошел, — глухо сказал Люэс.

— К Джастин?

— Откуда ты знаешь?! — крикнул Люэс, и в кафе на мгновение стало тихо. Где-то в казино выпало красное, и человек выиграл у жизни еще пару минут, можно еще ставить, заказывать мартини, за углом его застрелят позже. Где-то пошел снег, человек вышел вынести мусор, увидел небесную красоту, поставил ведро на землю и замер, пожалел, что не помнит стихов. Потом люди в кафе опять заговорили, но уже тише, словно объявили войну где-то рядом с их страной, совсем близко, — а вдруг перекинется? вдруг оккупация? Люэс сполз со стула и пошел, пошатываясь, — будто давление, кровь из носа, не выспался, экзамен учил, все равно сдал на «два», — ища руками выход. Кай заплатил девушке за свое капучино и за его пиво, побежал за ним. Обнял за плечо, вывел на воздух.

— Тебя куда?

— Она сказала мне «нет», Кай, она сказала, что не любит, не верит мне, не хочет больше видеть… — Люэс был совсем не тяжелым, а как тот рыжий крупный кот из подъезда, теплый, даже горячий, температурный, лихорадочный, хна, хинин и хвоя, волосы его размазались по каевской щеке; «ну вот, — подумал Кай, — просто «Горбатая гора» какая-то, «Апельсин на завтрак»; что же мне с ним делать? грустного Люэса я еще не видел никогда… и надо же, он запомнил мое имя».

— Утешься тем, что в другом мире вы с ней вместе. Протрезвеешь, помоешься, сколотишь рок-банду и напишешь песню под названием «Жаль, что ты не со мной»…

— Кай, я не утешаюсь. Я хочу в этом…

— Куда тебя везти? — Кай искал своего таксиста. Вдруг он его Вергилий в «том мире — в котором, как уже понял Кай, мечтать безнадежно и еще лучше не ходить одному по ночам». Машин стояло много, но его таксиста не видать. Каю понравилась одна машина — черная, хромированная, с круглыми формами, словно из фильмов про мафию в Великую депрессию.

— Привет, — сказал Кай в ее приоткрытое окно. В машине сидел и читал толстую книгу в твердой обложке красивый молодой парень в шоферской форме — Кай подумал, что напоролся, наверное, на ожидающего своего хозяина-миллионера-эгоцентрика, из О'Генри. Парень поднял от книги глаза, Кай увидел, что они черные, как у него; мрачные, готические, без дна и жизни, словно озера из Эдгара По. Лицо у парня было белое, как фарфоровая тарелка. Брови и губы казались нарисованными — монохром, японская живопись, черное и розовое.

— Я вас не повезу, — сказал парень тихо.

— Почему? — спросил Кай. — Что-то не так? Два молодых человека: один пьяный и хорошенький, второй — трезвый и хорошенький… Приставать не будем, не ограбим, просим только довезти до места… где ты живешь, ирод, в каком месте?

«Ирод» застонал в ответ, будто Кай его пытал на дыбе: имена, имена, кто еще хотел отравить матушку-государыню…

— Я просто не таксист, — сказал парень.

— У вас на крыше шашечки и фонарик желтый.

Парень сжал губы плотно; Кай подумал, что с ним что-то не так, будто убийца наемный, ждет, когда заказ выйдет из «Мулин Руж»; и вдруг с заднего сиденья наклонилась девушка невероятной красоты, Мадонна. Офелия, Лилит, Настасья Филипповна, обдала Кая густым липким банным запахом жасмина. «Где-то в мире есть жаркое лето, — подумал Кай, — и в нем цветут сады: персики, вишни, груши; стоит дом из розового кирпича; а я живу на севере…»

— Он возит нас, малыш, понимаешь? — зеленые глаза, настоящая ведьма, хвойный лес в грозу; блестящие, рыжие волосы по пояс; она была в одном нижнем белье — профессиональном — красно-черном, атласно-кожаном: подвязки, высокие сапоги, колготки в сеточку, корсет и огромный железный крест между грудей. А между ног зажат хлыст. Губы и ногти были вишневыми. Кай отпрянул, как от неожиданного отражения. — Фирма «Вавилон», круглосуточно к вашим услугам.

— Извините.

— Ничего. А ты красивый, прямо как наш Кристиан; а я думала, что красивые люди — редкость, мутация, — парень в шоферской форме поморщился, будто она не в его машине, а на свидании и сказала пошлость. Она же засмеялась. «Это у них давно, — вдруг пришло в голову Каю. — Любовь и ненависть; они не просто вместе сидят часами в машине… они молчат и живут этим молчанием, ожиданием, когда она уйдет и вернется», — и пошел от машины с Люэсом под мышкой, словно с чемоданом, полным вещей, — и по городу не погуляешь, сиди и жди поезда…

— Эй, — окликнул его в спину Кристиан, — вам далеко?

— Не знаю. Люэс, нам далеко?

— Я пока стою, клиент заказал на десять, могу довезти, если недалеко… — девушка молча кивнула, улыбнулась, помада прилипла к ее передним зубам, казалось, она укусила кого-то, и Кай понял, кто захотел их довезти. Она же пинком ботфорта открыла дверь.

— Давай своего друга сюда, не бойся, ничего с ним не случится, я понимаю — здесь замешана несчастная любовь, девушки это уважают, — говорила плохо, с шелухой, как полагается таким девушкам — верить в гадания, слушать дешевую музыку; но как она двигалась, смотрела в окно, на Кристиана, улыбалась — герцогиня, сбежавшая из дворца, «Мой личный штат Айдахо», французский язык и верховая езда — любимые предметы; Кай испугался ее, как вампира, сел рядом с Люэсом, тряхнул его опять, отвлекаясь от чужой истории, вспоминая свою.

— Люэс, скажи адрес, — Люэс открыл глаза, увидел три лица над собой, решил, что это сон, розыгрыш, Фрейд, назвал улицу и дом. И снова уснул. Адрес был простой, таксист тронул в этот раз аккуратно, не спеша, словно в городе везде стояли гибэдэдэшники. Кай обнял Люэса, как плюшевого медвежонка, и смотрел на город, полный пьяных. Потом что-то стукнуло его по ноге, потом еще раз, — он посмотрел вниз: по полу салона катались маленькие стеклянные шарики. Это было таинственно, как идти по темным комнатам с горящей свечой, и чарующе, как сказка про Щелкунчика, но Кай не стал спрашивать, зачем они, что значат, — Кристиан и девушка молчали, и это была единственная радость в их жизни. По радио тихо играли Pulp.