Никки Каллен - Арена

— Кто ты? — спросил Син в ухо горячим шепотом, ветром в саванне. — У тебя за спиной два человека: один красивый, другой страшный.

— Это Рембо и Нерон, мои книги, я всегда таскаю их в рюкзаке, так что мне, наверное, их дали в качестве ангела и демона. А ты видишь такое?

— Иногда, — Син отпустил Кая, вдруг внезапно ушел в темноту; у Кая разболелась шея от поцелуя и жара и грудь от переживаний.

— Син, где ты? — закричал, стукнул по стеклу кулаком, рыбы, словно подглядывавшие за ними, мелкие, золотые, как обручальные кольца, рассыпались, а рядом появился голый молодой человек, татуировки ползли по его рукам и спине, как вьющиеся растения, протянул Каю поднос, на котором лежала записка: «черное такси»; «спасибо»; парень кивнул, и Кай побежал по лестницам наверх, в гримерку, к Джастин, — попрощаться. Она настраивала скрипку, прижалась к ней щекой, трогала струны и слушала, как терапевт в стетофонендоскоп — сердце.

— Джастин, мне нужно бежать, Джастин, милая, спасибо за все, — Джастин изумилась, опустила скрипку, в которой еще звенела нота, такой странный долгий звук: не деревянный, не конского волоса, а будто Джастин поймала сигнал из космоса — о том, что других миров не существует…

— Куда, Кай? Вы уверены? — будто он простой искатель сокровищ, а не возлюбленной. Потом встала и обняла его, скрипка коснулась бедра Кая; обняла так по-русски, словно больше никогда не увидит его; «надеюсь, Джастин, что мы увидимся и ты не вспомнишь о боли, которую причинил тебе Габриэль, а у Венеры уже все зажило, как от… пенициллина, лейкопластыря, меда с молоком»; обхватила его за шею и поцеловала. — У вас все получится, — прошептала она в самое ухо предсказание-благословение, — вы как Габриэль, как принц из сказки, из страны Менильен, в поисках идеальной принцессы, пройдете сквозь миры, как через пешеходный переход, но, если не получится, возвращайтесь, у нас будут круассаны и пицца и, может быть, что-то еще; когда я открыла дверь, то подумала: какой красивый парень, я хочу испытать это потрясение еще раз, знать, что есть не только Габриэль; но у вас получится, я знаю, я вам верю, и передавайте ей привет — длинный-предлинный поцелуй…

Кай шел и думал: чудеса… Несколько минут ему было тепло и сладко, как после чашки шоколадного капучино; «найти «Мулин Руж», заказать еще раз, на этот раз допить»; а потом увидел черное такси. Это был Кристиан. Рыжей девушки в машине не было, но пахло ее духами; Кай открыл рот, но Кристиан прикоснулся к своему пальцем в черной шоферской перчатке; Кай кивнул, молча сел опять сзади, и опять стеклянные шарики катались и стукались об его ботинки; Кай думал о предметах: может, все дело не в людях, может, стоит найти дверь, которая приведет его обратно — на площадку; Кай знал, как она должна выглядеть: приоткрытая и розовый свет рассвета уже ложится на пол; и он с красной розой в руке; момент, когда он выбрал: просто весь мир или только Венера… Или это нечто иное?

— Кристиан, если б ты хотел попасть в другой мир, какой предмет ты бы выбрал для этого?

— Как в «Гарри Поттере»: коснулся — и ты в другом месте?

— Ну да… Только это очень важное для тебя место, странное, может, необъяснимое, отсчет времени, тебе отпущенного, а не чемпионат мира по футболу.

Кристиан засмеялся:

— Стеклянный шар. Знаешь, такие, рождественские, там домик или мельница; и если встряхнуть, пойдет снег.

— Ну, это классика.

— А зачем изобретать велосипед? Или какая-нибудь картина…

— Погоди, дай-ка я угадаю: «Мона Лиза»?

Кристиан опять засмеялся:

— Нет, я люблю «Наполеона на Аркольском мосту» Гро, странная картина, такая темная, и его лицо из этой темноты — неба, камзола… — Кристиан замолчал, Кай подумал: скоро приедем. Хоть бы в городе пошел дождь… ему бы пошло.

— Кристиан, в этом городе бывает дождь?

— Сегодня обещали, но нету почему-то; приехали, — и остановился у тротуара. Кай думал, что он привезет его к дому Сина, но машина стояла напротив витрин огромного ночного супермаркета. А у витрины стоял спиной высокий, рослый парень, руки в карманах брюк, классный черный замшевый пиджак; парень обернулся — Син. Кай вылез из машины; «пока, Кристиан, удачи… счастья в личной жизни» «пока, Кай».

— Ты знаешь Кристиана?

— А ты видишь Нерона и Рембо…

— Я вижу иногда еще катастрофы и аварии. Самолеты, машины. У меня был знакомый, который вообще однажды в ад попал, — они шли вдоль витрины, в которой чего только не было; Кай подумал, будто мир этот демонстрирует сам себя, что в нем есть хорошего: красивая мебель, красивая одежда, стекло и фарфор, цветы и украшения; вроде предлагает: «оставайся, Кай». — Нам нужно вино, — объяснил Син, — ты пьешь вино? или пиво? или водку?

— Не, вино.

— Красное?

— А ты?

— Красное, — они шли и шли, а где-то далеко играла музыка — такую ставят в кино, чтобы описать Париж побыстрее, Кай даже узнал: саундтрек к «Амели», когда Мэтью Кассовиц бежит по стрелкам; кто-то поставил в машине; и Каю еще сильнее захотелось домой; как она там, без него; это она зовет, вальсом из «Амели», ждет у окна, Ярославна, смотрит на гаснущий город и думает, почему он так долго: сломалась машина, сломалось что-то на радио? Руди в ванной — неземной ребенок, Иной, нулевой волшебник; его можно спокойно оставлять одного: он закрывает двери, не подходя к ним; он вообще только научился ходить, сидел утром на горшке и вдруг встал и пошел, смешной и неуклюжий, а они сидели за столом и смотрели молча, очарованно и благоговейно, как войско смотрит на небо, где перед боем внезапно появляется в облаках лик Мадонны, а потом завизжали, закружили Руди, и погода была ослепительно-солнечная, и они позвонили Люэсу и Джастин, и поехали на пикник… — Суэйд попал в ад совершенно случайно; у него не задался день с утра, и он решил вернуться домой, приготовить вкусное и просто читать, чтобы день прошел мимо, а дома на полу стояло зеркало без рамы: ее заказали и еще не сделали; и Суэйд наклонился неловко и напоролся боком на угол, и упал, истекая кровью, и вдруг провалился в это зеркало; оказалось, по ту сторону зеркал — ад. Знаешь, на что похож ад? На стеклянный дворец с полом в черно-белую клетку.

— Шахматы.

— Да, везде эти чертовы вечные символы. И Суэйд шел по аду, а сопровождал его Ницше.

— Бог умер. Ницше. Ницше умер, Бог. Живописно же твой друг был пьян — или просто накурился?

— Ничего подобного, Суэйд употребляет только кефир и йогурт; он как-то попал на экскурсию в Музей гигиены и с тех пор комично всего боится… Он запомнил, что люди, потакающие своим слабостям, легкомысленные, в аду превращаются в бабочек, которые летят на огонь в камине в одной большой адской гостиной, а люди равнодушные вынуждены вечно смотреть на чужое счастье из-за стекла; вот как мы с тобой сейчас идем вдоль витрин…