Вадим Панов - Московский клуб

— Мне приходилось бывать в местах и похуже.

К счастью, сильно углубляться в помойку не пришлось: менеджеры Ассоциации прекрасно понимали, что в лапы озлобленных обитателей Рукава Фадеев не поедет, и назначили встречу неподалеку от пересечения Рязанки с Грайвороновской. Одинокий мобиль, как и было договорено, остановился у приметного, лишенного крыши здания, и спутники вышли из машины.

— Почему ты без оружия?

Эмира удивленно посмотрела на Романа:

— Шутишь?

— Но ведь они еще не приехали. — Фадеев подозрительно огляделся. — А здесь, насколько я знаю, живет немало всякого отребья.

— Боишься остаться без мобиля?

— Боюсь не спасти Петру. Если со мной что-нибудь случится…

— Не случится. — Го демонстративно — и каким-то мужским жестом — положила руки в карманы брюк. — Люди Посредника прикрывают нас со всех сторон и не подпустят местных ублюдков ближе, чем на двести метров.

— Но я никого не вижу.

— И не должен видеть. Только помни, что, если вдруг вспылишь и бросишься на Посредника с кулаками, тебе прострелят колено. Или еще что-нибудь.

Роман хмыкнул, помолчал, задумчиво глядя на освещенную фарами мобиля мусорную кучу, и поинтересовался:

— А если бы мы устроили засаду? Подключили бы СБА, выманили Посредника на переговоры и взяли бы?

— Нет смысла.

— Почему?

— Потому что Посредник не знает главного: где Петра. Он всего лишь исполнитель. Хороший, высокого ранга, но исполнитель. Детали операции знают только в центре, и вся связь идет через него. Посредник знает, что должен предложить, с какими требованиями можно согласиться, а с какими — нет. Его дело — переговоры, если они завершатся благополучно, Посредник сообщит в центр, оттуда поступает сигнал похитителям — и Петра вернется домой.

— Я могу выставлять условия? — Фадеев услышал интересное слово в объяснениях капитана Го.

— Они у тебя есть?

— А что, просто выслушать предложение и согласиться?

— Если есть условия, то не стесняйся их выдвигать, прежде подумай, насколько они выполнимы и насколько тебе необходимо их выполнение. Болтать просто так не следует ни в коем случае.

— Я не собираюсь болтать, — отрезал Роман. — Но я должен быть уверен…

Договорить он не успел. Замолчал, увидев появившуюся со стороны Рукава массивную машину.

— Он?

— Он. — Эмира торопливо послала на свой мобиль приказ погасить фары. — Кто здесь может быть еще?

Сам Посредник освещение не включал, видимо, движением его машины управлял навигационный компьютер, а потому определить марку мобиля не представлялось возможным: большой внедорожник, вот и все. Он остановился метрах в тридцати от Фадеева и Го, постоял, видимо, посланник Ассоциации получал от охранников подтверждение безопасности, подъехал еще на пяток метров, остановился окончательно, и из салона вышел высокий худой человек, облаченный в длинный, до пят плащ. Лицо Посредника скрывала наномаска, голову — капюшон.

— Роман.

Посланник Ассоциации не спрашивал, просто назвал имя. Фадеев сглотнул:

— Да.

— Подойдите.

Фадеев и Го послушно приблизились.

— Наша встреча не займет много времени, — произнес Посредник. Судя по приглушенному голосу, под наномаской находился еще и респиратор. — Я должен подтвердить, что нужный вам комплект биоресурсов находится у нас.

Роман не удержал себя в руках: жадно, как голодающий кусок хлеба, схватил протянутый футляр, трясущимися руками вставил извлеченную из него «балалайку» в коммуникатор, замер, глядя на маленький экран, и хрипло бросил:

— Она. Это чип Петры.

Эмира тихонько вздохнула: капитану не понравилось поведение Фадеева, но она сочла за благо промолчать.

— В таком случае вы можете приступать к трансфертам, — предложил Посредник. — Инструкции по переводу денег у вас есть. Как только мы получим последнюю сумму, комплект будет отгружен со склада.

— Каким образом? — быстро спросила Го. Не то, чтобы Эмиру действительно волновали подробности, но она решила дать время Роману собраться с мыслями и обдумать условия. Если они у него есть.

— Мы поместим комплект в мобиль и оставим в каком-нибудь районе Анклава. Сообщим вам, и, пока вы не приедете, за мобилем будут наблюдать наши люди. — Посредник помолчал. — Такова стандартная процедура.

— Схема доставки меня устраивает. — Фадеев снял респиратор и говорил четко, властно, свысока разглядывая наномаску похитителя. — Но ваше подтверждение меня не устраивает: последние записи из «балалайки» удалены. Я не знаю, жива Петра или нет.

— Мы не торгуем воздухом. Если бы операция по доставке комплекта биоресурсов на склад не удалась…

— Не смейте меня перебивать!

А вот теперь Эмира поняла, почему Романа называли Железным — даже она почувствовала желание замереть и извиниться. И почтительно выслушать то, что он хочет сказать. Странно, но именно здесь, в вонючем Восточном Рукаве, Фадеев наконец-то взял себя в руки и стал вести себя в привычном ключе.

— Я хочу точно знать, что с Петрой все в порядке. Мне нужна видеозапись с подтверждением времени и даты. Пусть Петра произнесет несколько слов, пусть скажет, что она цела и невредима. Только после этого я отправлю деньги.

— Мне нужно время, — после паузы произнес Посредник. Спорить с Романом он явно не собирался.

— Сколько?

— Четыре часа.

— У вас они есть, — холодно кивнул Фадеев. — Приступайте.

Эмира с трудом сдержала восхищенный возглас: таким тоном отдают приказ садовнику, а не разговаривают с похитителями единственной внучки.

— Встретимся через четыре часа, — буркнул Посредник. — Где именно, я сообщу позже.

Она не заметила, как уснула.

В камеру Петра пришла оглушенная, не до конца принявшая происходящее. И даже когда захлопнулась тяжелая дверь, оставив ее в полном одиночестве, девушка еще не до конца уверилась, что это происходит с ней. Похотливый хирург и грубый охранник казались персонажами дурного розыгрыша, а может, в ее «балалайку» качнули новую виртуальную игру? А может… Но дверь захлопнулась, прошло пять минут, десять, пятнадцать — и ничего не менялось: комната без окон, неприятный запах от тарелки с кашей и из «туалетной» дыры, серые стены. Это не игра. Не шутка. Это правда. Петра прилегла на кровать и заплакала. Тихо, едва слышно, испуганно, как щенок, оставшийся в одиночестве под дождем. И ее слезы, словно капельки дождя, падали на матрац. И рядом не было никого. Ни охранников, ни прислуги…

Рядом не было Деда. Умного, сильного, уверенного в себе Деда, способного справиться с любой бедой. Дед был ее крепостью, ее защитой, ее маяком. Только в его присутствии Петра вела себя, как послушная девочка из закрытой школы, только в его присутствии она не смела курить и тщательно следила за речью, избегая грубых и неприличных слов. Не потому, что он держал ее в строгости, а потому, что ему было бы неприятно. Дед был самым лучшим в ее жизни, на него всегда можно было положиться, ему можно было пожаловаться, поплакаться в жилетку, рассказать обо всем на свете. И она плакалась, и звонила ему с проблемами, и даже в разгар самых сложных переговоров он не просил Петру перезвонить, а терпеливо выслушивал, успокаивал, советовал. Дед был всем. И вот его нет рядом. Она в беде, а его нет.