Уильям Гибсон - Нейромант

Он нашел ее. Она лежала, отброшенная к подножию бетонной опоры, глаза закрыты. Пахло жареным мясом. Толпа скандировала имя победителя. Продавец разливного пива протирал краны темной тряпкой. Один белый кроссовок каким-то образом слетел с ноги и лежал возле ее головы. Иди вдоль стены. Бетонный изгиб. Руки в карманах. Не останавливайся. Мимо отвернувшихся лиц, все глаза подняты к изображению победителя над рингом. Танцующий огонь зажженной спички осветил лицо одного европейца, губы сомкнуты на коротком мундштуке металлической трубки. Острый запах гашиша. Кейс продолжал идти, ничего не чувствуя.

— Кейс. — Ее зеркала появились из глубокой тени. — Ты в порядке?

Что-то хныкало и булькало в темноте позади нее. Он помотал головой.

— Бой окончен, Кейс. Пора домой.

Он попытался шагнуть за нее, в темноту, где что-то умирало. Она остановила его, положив ладонь ему на грудь.

— Друзья твоего близкого друга. Убили твою девушку за тебя. В этом городе у тебя не очень получилось с друзьями, нет? Когда мы гонялись за тобой, парень, мы добыли частичную характеристику для того старого ублюдка. Он поджарит любого за несколько новых йен. То, что лежит там, сказало, что они вышли на нее, когда она пыталась сбыть твою память. Было дешевле убить ее и забрать чип. Небольшая экономия… Я заставила того, с лазером, рассказать мне все. Просто совпадение, что мы оказались здесь, но я хотела убедиться.

Ее рот был твердым, губы сжаты в тонкую линию. Кейс почувствовал, что его мозги выворачивает наизнанку.

— Кто, — спросил он, — кто послал их?

Она передала ему запятнанный кровью мешочек консервированного имбиря. Он увидел, что ее руки липки от крови. Позади, в темноте, кто-то издал хлюпающие звуки и умер.

После проверки в клинике Молли забрала его в порт. Армитаж уже ждал. Он нанял ховер. Последним видом Чибы для Кейса стали темные углы аркологий. Потом туман сомкнулся над черной водой и плавучими островками мусора.

Дома.

Домом был БАМА, или Муравейник, Бостон-Атлантский Мегаполис-Агломерат. Запрограммируйте визуальную карту потоков данных, каждая тысяча мегабайт — один пиксел на очень большом экране. Манхэттэн и Атланта горят сплошным белым цветом. Потом они начинают пульсировать, трафик угрожает перегрузкой вашей имитационной модели. Ваша карта готова стать сверхновой. Остудите ее. Увеличьте масштаб. Каждый пиксел — миллион мегабайт. При ста миллионах мегабайт в секунду вы начинаете различать отдельные блоки в центре Манхэттэна, очертания столетних промышленных застроек вокруг старого центра Атланты…

Кейс очнулся от видений аэропортов, Молли в черной коже, идущей впереди через вестибюли Нариты, Схипола, Орли… Он видел себя покупающим плоский пластиковый флакон датской водки в каком-то киоске, за час до рассвета.

Где-то у железобетонных корней Муравейника поезд выдавил колонну застоялого воздуха из туннеля. Сам по себе поезд был бесшумным, скользя на магнитной подушке, но смещаемый воздух заставлял туннель петь, басом, достигающим инфразвука. Вибрация достигла комнаты, где лежал Кейс, и подняла пыль из трещин рассохшегося паркетного пола.

Открыв глаза, он увидел Молли, обнаженную, на расстоянии руки, на очень новом розовом темперлоне. Солнечный свет просачивался над головой сквозь закопченную решетку стеклянной панели в крыше. Один полуметровый квадрат стекла был заменен древесностружечной плитой, толстый серый кабель свисал с нее и качался в нескольких сантиметрах от пола.

Он лежал на своей половине кровати и смотрел, как Молли дышит, на ее груди, на изгиб бока, очерченный с функциональной элегантностью фюзеляжа военного самолета. Ее тело было подтянутым и складным, с мускулами танцора.

Он сел. Комната была большой и пустой, за исключением широкого розового матраса и двух нейлоновых сумок, новых и одинаковых, что лежали возле него. Чистые стены без окон, единственная стальная пожарная дверь, окрашенная в белый цвет. Стены покрыты бесчисленными слоями белой латексной краски. Производственное помещение. Он знал такие комнаты, такие постройки; их обитатели работали в той области, где искусство еще не было преступлением, а преступление еще не было искусством.

Он был дома.

Кейс опустил ноги на пол, сделанный из маленьких блоков древесины — некоторые отсутствовали, остальные расшатались. Болела голова. Он вспомнил Амстердам, другую комнату, в старой части города, где здания стояли уже века. Молли принесла с берега канала яйца и апельсиновый сок. Армитаж ушел в какую-то секретную вылазку, и они гуляли только вдвоем, мимо Дам Сквера к известному ей бару на проспекте Дамрак. Париж остался размытым сном. Покупки. Она брала его с собой в магазины.

Он встал, натянул мятую пару новых черных джинсов, что лежала у его ног, и присел над сумками. Первая открытая им принадлежала Молли: аккуратно сложенная одежда и маленькие, на вид дорогие, причиндалы. Вторая сумка была набита вещами, которых он не помнил среди покупок: книги, магнитоленты, симстим-дека, одежда с итальянскими и французскими ярлыками. Под зеленой футболкой он нашел плоский пакетик, завернутый на манер оригами в японскую переработанную бумагу.

Он поднял его, и бумага прорвалась; яркая девятиконечная звезда выпала и воткнулась в щель между паркетинами.

— Сувенир, — сказала Молли. — Я заметила, что ты постоянно на них глазеешь. — Он обернулся и увидел, что она сидит скрестив ноги на кровати, сонно почесывая живот бургундскими ногтями.

— Кое-кто потом придет сюда для установки сигнализации. — сказал Армитаж. Он стоял в дверном проеме со старомодным магнитным ключом в руке. Молли готовила кофе на крохотной немецкой печке, взятой из сумки.

— Я могу и сама это сделать, — сказала она. — У меня достаточно аппаратуры. Инфрасканный периметр, кричалки…

— Нет, — ответил он, закрывая дверь. — Мне надо, чтобы все было туго.

— Ну как хочешь.

На ней была надета темная сетчатая футболка, заправленная в мешковатые шорты из черного хлопка.

— Вы были полицейским, мистер Армитаж? — спросил Кейс со своего места, прислонившись спиной к стене.

Армитаж был не выше Кейса, но его широкие плечи и военная выправка создавали впечатление, что он едва помещается в дверной проем. Он носил мрачный итальянский костюм; в правой руке он держал портфель из мягкой черной кожи. Кольцо спецназа исчезло. Правильные, невыразительные черты лица являли собой шаблонную красоту косметических бутиков, консервативную смесь ведущих медиа-лиц прошлого десятилетия. Тусклый блеск его глаз лишь усиливал сходство с маской. Кейс начал жалеть, что спросил.