Вадим Панов - Поводыри на распутье

Он бежал к Петру.

«Что за псих?!»

Петр развернул «водомерку» и прибавил скорость. Посмотрим, как тебе понравится бежать за стремительно набирающей ход машиной, но… обернувшись, Петр увидел, что невысокий продолжает преследование.

Это было нереально. Нереально! «Водомерка» шла со скоростью пятьдесят километров в час!

Шестьдесят.

Невысокий не отставал.

Семьдесят!

Преследователя это не смутило.

Это было похоже на страшный сон. На кошмар.

У Петра задрожали губы.

«Что происходит?!»

Тоска уступила место страху. Невнятная тоска – липкому, животному страху. Невысокий пришел за ним. Нет никаких сомнений, что невысокий пришел за ним. Но почему?

Мысли путались, наскакивали одна на другую, рассыпались под натиском одной-единственной: «Он меня убьет!!». А вот инстинкты не подвели: Петр продолжал прибавлять скорость, надеясь, что рано или поздно ужасное преследование прекратится.

Сто километров в час! Сто! Сто!!

А дистанция между «водомеркой» и незнакомцем не изменяется! Или сокращается? Сокращается?!!

Обернувшийся Петр пропустил момент перехода на чистую воду, и неожиданный толчок едва не вышиб его из седла. Машина, оставляя за собой пенный след и тучу брызг, заскользила дальше, а пилот, едва переведя дух, снова обернулся: если бы невысокий продолжил бег и по воде, Петр сошел бы с ума. К счастью, незнакомец, несмотря на выдающиеся способности к легкой атлетике, нарушать физические законы не умел. Остановился у кромки.

– Съел, да? Съел?!

Отведя машину метров на пятьдесят, Петр сбросил скорость и развернулся. Инстинкт подсказывал: «Беги, беги как можно дальше!», но он не мог покинуть поле боя вот так, трусливо, не попытавшись разглядеть странного преследователя с безопасного расстояния.

– Обломался? – усмехнулся Петр. – Не достал? Урод!

Он вскинул руку и поприветствовал невысокого неприличным жестом.

И слишком поздно понял, что тот в свою очередь тоже сделал жест. Нет, не жест – движение. Плавное, отточенное движение.

Посланный нож вонзился именно в то место, в которое был направлен – в глаз Петра. А следом прилетела граната. Едва Петр упал с седла, как металлический шар, брошенный с невозможной точностью, разнес «водомерку» на куски.

Бурные годы двадцать первого века не сильно изменили столицу Поднебесной. В деловом центре появился взвод новых небоскребов, преобразились некоторые государственные здания – министерства воздвигли современные комплексы, в паре районов выросли двух-трехуровневые улицы. Выросли, но не прижились и по всему городу не расползлись – не требовалось. Власти самого населенного государства мира жестко контролировали число жителей Пекина, не допуская превышения определенного давным-давно лимита. Пекин – не Шанхай и не Гонконг, это столица, город Императора, город Председателя, центр управления огромной державой, и поднебесники не собирались превращать его в мегаполис. Не желала меняться столица, лишь чуть-чуть прогибалась под новомодные архитектурные течения, сохраняя верность древним традициям. И подобное отношение к наследию предков грело душу миллиардам подданных Председателя, свято верящих в то, что только варвары способны плюнуть на свое прошлое.

Впрочем… так оно и есть на самом деле.

А потому самый значительный отпечаток век двадцать первый оставил не в городе, а за его пределами, километрах в десяти за чертой, где вырос суперсовременный транспортный узел имени Дэн Сяопина. С полосами, способными принимать и сверхзвуковые самолеты, и шаттлы с орбиты; с причалами для дирижаблей – высоченными башнями с грузовыми и пассажирскими площадками; с десятками подъездных путей: с автомобильными дорогами, веткой метро, монорельсом и железнодорожным вокзалом. Главные ворота китайской столицы ничем не отличались от лучших транспортных узлов Анклавов, а по некоторым параметрам даже превосходили их. И вот здесь не было места традициям.

Впрочем, оценить достоинства самого продвинутого района Пекина Урзак не успел. Да и не стал бы оценивать, если честно: что он, гигантских вокзалов не видел, что ли? Видел. И не один раз. И никогда они не привлекали его внимания. Таращиться на чудеса современной техники – удел фермеров из тибетских провинций, прилипающих носами к стеклу при виде серебристых самолетов. А для городских жителей крылатые машины не диво – средство передвижения.

«Страт», прибывший в Пекин из Анклава Цюрих, проделал все предписанные маневры и остановился на указанном диспетчером месте. Пассажиры первого класса – других в самолете не было, ибо путешествие через стратосферу – удовольствие для состоятельных, чинно завозились, собираясь на выход, но куколки-стюардессы забегали, засуетились и попросили не спешить, несмотря на то что мобильный зал, которому предстояло перевезти господ к зданию аэровокзала, уже замер неподалеку от левого крыла. На вопросы «Почему?» отвечали вежливыми улыбками и таинственно поглядывали на Урзака. На высокого человека в черной одежде, идущего, тяжело опираясь на трость, по широкому проходу между сиденьями. Старомодный фасон костюма, старомодный галстук со старомодным узлом, старомодная деревянная трость с вырезанным в виде змеиной головы набалдашником. Во время полета на него не обращали внимания, зато теперь взгляды пассажиров не отрывались от сухопарой фигуры.

От человека, для которого к «страту» подали отдельный трап.

Урзак в гордом одиночестве вышел из самолета, несколько мгновений постоял на бетоне полосы, словно здороваясь с окружающим миром, и после этого уселся на заднее сиденье подкатившего к самым ступенькам трапа роскошного «Мерседеса Мао». Разумеется, ни о каком пограничном контроле, с проверкой «балалайки» и обязательным просвечиванием наноскопом, и речи не шло – он прибыл в страну по приглашению ЦК КПК, и этим все сказано. А продолжающие оставаться в самолете верхолазы прилипли к иллюминаторам, стараясь понять, что за шишка летела вместе с ними.

Но на их удивление Урзаку было плевать.

И на тех, кто его встречал, ему тоже было плевать.

А встречающие, в свою очередь, сразу же это поняли. Хорошие слуги чувствуют человека годами наработанным чутьем, определяют, с кем можно поговорить, с кем следует только поздороваться, а к кому лучше не лезть. К этому варвару приставать не следовало.

Распахнули заднюю дверцу лимузина, молча склонились в почтительном поклоне, а после отвезли к геликоптеру, внутреннее убранство которого могло удовлетворить капризы любого верхолаза. Урзак спросил воды с лимоном, уселся в кресло у окна и до конца полета не отрывал взгляд от проносящегося под вертолетным пузом пейзажа. Сначала бездумно разглядывал бетонные коробки транспортного узла, затем сдавливающие его дороги, а после – раскинувшийся лес. Геликоптер уходил прочь от Пекина, в заповедную зону, в которой строили дома избранные чиновники Народной республики. Изредка среди деревьев проглядывали крыши роскошных вилл, но ни над одной из них вертолет не пролетел.