Уильям Гибсон - Страна призраков

Мимо промчалась полицейская машина – в сторону «Тауэр Рекордс». Водитель, крепко вцепившись в руль, даже не взглянул на одинокую женщину. «Служить и защищать», – усмехнулась она. Ветер головокружительно переменил направление, сорвал капюшон и мгновенно растрепал прическу. Которая, впрочем, и так нуждалась в обновлении.

Одиль Ричард ожидала гостью под вывеской «Стандарта», закрепленной – одним дизайнерам ведомо почему – вверх тормашками. Француженка еще не отвыкла от парижского времени, но Холлис сама предложила предрассветную встречу. Когда же еще любоваться подобным искусством?

За спиной Одиль стоял юный широкоплечий латиноамериканец: бритая голова, рукава ретро-этнического «Пендлтона» [8]отрезаны ножницами повыше локтей, незаправленные по́лы болтались почти до колен мешковатых хэбэшных штанов.

– А вотри Санте, – заявил он, когда увидел пришедшую, и поднял серебристую банку «Текате» [9].

Вниз по его руке вилась татуировка – очень четкие, изумительной работы буквы на староанглийском.

– Извините, не поняла?

– A votre sante [10], – поправила Одиль, прижимая к носу мятую тряпку с лохматыми краями.

Холлис не приходилось встречать менее утонченной француженки, хотя этот высокозанудливый европейский стиль только придавал ей мерзкого шарма. На Одиль были черный свитер три икс-эль – творение какого-нибудь давно умершего выскочки, носки из коричневого нейлона в полоску, мужские, с особо противным блеском, и прозрачные пластмассовые сандалии цвета вишневого сиропа от кашля.

– Альберто Корралес, – представился парень.

– Очень приятно. – Ладонь пришедшей утонула в его пустой руке, сухой, как опилки. – Холлис Генри.

– Группа «Кёфью», – заулыбался Альберто.

Надо же, фанат. Холлис, как всегда, удивилась, и ей отчего-то сразу стало не по себе.

– Сколько дряни в воздухе, – посетовала Одиль. – Дышать нечем. Может, поедем уже смотреть?

– Ладно. – Бывшая солистка обрадовалась перемене темы.

– Прошу, – пригласил Альберто, по-милански точно метнув пустую банку в белое мусорное ведро «Стандарта». Ветер тут же утих, как по заказу.

Холлис заглянула в вестибюль, бросила взгляд на безлюдную конторку портье, в темноту террариума для девиц в бикини – и последовала за своими спутниками (при этом Одиль раздражающе шаркала ногами) к автомобилю Альберто, классическому «жуку», дерзко сверкающему, словно лоурайдер [11], бесчисленными слоями краски. Глазам бывшей певицы предстали: жаркий вулкан, кипящий расплавленной лавой, грудастые латинские красотки в еле заметных набедренных повязках, ацтеки с перьями на головах и свернувшийся разноцветными кольцами крылатый змей. Либо хозяин авто переборщил со смесью этнических культур, либо она упустила момент, когда «фольксваген» сделался частью пантеона.

Парень открыл пассажирскую дверь и придержал спинку, пока Одиль проскользнула на заднее сиденье, где, как выяснилось, уже лежало какое-то оборудование, и торжественным жестом, разве что не раскланявшись, пригласил в машину Холлис.

Та изумленно заморгала, впечатленная прозаичной семиотикой старенькой приборной доски. Салон благоухал этническим освежителем воздуха. А ведь это, как и боевая раскраска, – часть особого языка, смекнула Холлис. Впрочем, парень вроде Альберто мог нарочно выбрать неподходящий аромат.

Асфальтовую дорогу тонким слоем покрыла гниющая биомасса из пальмовых волокон. Автомобиль вырулил на Сансет и после аккуратного разворота на сто восемьдесят градусов поехал к отелю «Мондриан».

– Я столько лет ваш поклонник, – сказал Альберто.

– Его интересует история как субъективный космос. – Голос Одиль раздался почти над ухом попутчицы. – Он полагает, что этот космос рождается из страданий. Всегда и только из них.

– Кстати о страданиях, – вырвалось у Холлис при виде «Пинк дота». – Альберто, тормозни, пожалуйста, у магазина. Сигарет куплю.

– ’Оллис! – нахмурилась француженка. – А сама говорила, не курю.

– Вот и начну.

– Так мы ведь уже приехали. – Альберто свернул налево и припарковался на Ларраби.

– Куда приехали? – Холлис приоткрыла дверь, подумывая удрать, если что.

Водитель заметно помрачнел.

– Сейчас достану все, что нужно. Хочу, чтобы ты первая посмотрела. Потом обсудим, если пожелаешь.

Он вышел из машины. Холлис – за ним. Ларраби-стрит круто сбегала навстречу озаренным огнями долинам города; даже стоять на ней было не очень удобно. Альберто помог Одиль выбраться с заднего сиденья. Та прислонилась к «фольксвагену» и спрятала голые ладони под мышками свитера.

– Холодно, – пожаловалась она.

И вправду, заметила Холлис, разглядывая громаду непристойно розового отеля над собой: без теплого ветра в воздухе сразу посвежело. Альберто пошарил на заднем сиденье, достал оттуда помятый алюминиевый футляр для камеры, обмотанный крест-накрест клейкой лентой, и повел своих спутниц вверх по крутому тротуару.

Длинный серебристый автомобиль беззвучно проплыл в сторону бульвара Сансет.

– А что здесь? Что мы такого должны увидеть? – не выдержала Холлис, когда троица дошла до угла.

Парень опустился на колени, раскрыл футляр. Предмет, появившийся на свет из пенопластовой упаковки, Холлис поначалу приняла за сварочную маску.

– Надень.

Альберто протянул ей головную повязку с каким-то козырьком.

– Виртуальная реальность? – Только сказав эти слова, Холлис поняла, как давно не слышала, чтобы их произносили вслух.

– Да нет, устарелое «железо». – Парень достал из сумки лэптоп и включил его. – Другого позволить себе не могу.

Холлис опустила козырек на глаза и будто сквозь мутную пелену посмотрела на пересечение бульвара Сансет и Кларк-стрит, отметив про себя вывеску «Whisky A Go-Go» [12]. Альберто протянул руку, чтобы осторожно вставить провод возле козырька.

– Сюда. – Спутник повел ее вдоль тротуара к низкому, выкрашенному в черный цвет фасаду без окон.

При виде вывески Холлис поморщилась. «Viper Room» [13].

– Сейчас, – произнес парень и, судя по звуку, застучал по клавишам лэптопа. Та, к кому он обращался, уловила краем глаза какое-то мерцание. – Смотри. Вон туда.

Повинуясь жесту, она повернулась. На тротуаре лицом вниз лежал худой темноволосый человек.

– Ночь на ’Эллуин, – объявила Одиль. – Тысяча девятьсот девяносто третий год.

Холлис подошла ближе. Тела не было. Но оно было . Альберто шагал следом и нес лэптоп, заботясь, чтобы не вылетел провод, и даже вроде бы затаив дыхание. А может, она судила по себе.

Холлис наклонилась. Мертвый парень смахивал на птичку. Четко очерченная скула отбрасывала собственную маленькую тень. С чрезвычайно темными волосами хорошо сочетались рубашка и брюки в тонкую полоску.