Уильям Гибсон - Страна призраков

– Ну все, я пошла, – сказала женщина отражению в зеркале.

В старковском вестибюле с баром стоял неумолчный гул и по-вечернему звенели бокалы. Шатен портье, застывший в фирменной бледной униформе посреди псевдоисламских закорючек коврика-проекции, сотканного из света, внушительно улыбнулся двери, откуда возникла посетительница.

Зубы его, случайно попавшие под сияние ослепительной загогулины, являли взгляду прямо-таки голливудскую белизну. По мере того как Холлис подходила к нему, оглядываясь по сторонам в поисках бельгийского рекламного магната, улыбка набирала ширину и мощь, и наконец, когда журналистка была готова пройти мимо, ее заставил вздрогнуть роскошный голос, так недавно звучавший по телефону:

– Мисс Генри? Я – Хьюберт Бигенд.

Вместо того чтобы заорать, она приняла протянутую ладонь – сухую, твердую, нормальной температуры. Улыбка продолжала расползаться по лицу; мужчина ответил Холлис легким пожатием.

– Приятно познакомиться, мистер Бигенд.

– Хьюберт, – поправил он. – Как вам понравилась гостиница, все на уровне?

– Да, спасибо.

То, что она приняла за униформу портье, оказалось бежевым шерстяным костюмом с иголочки. Ворот небесно-лазоревой рубашки был расстегнут.

– Наведаемся в «Скайбар»? – спросил рекламный магнат, поглядев на часы размером со скромную пепельницу. – Или желаете посидеть прямо здесь?

Он указал на сюрреалистично длинный узкий алебастровый стол со множеством длинных биоморфных ножек в духе вездесущего Старка.

«В толпе безопаснее», – подсказывал внутренний голос; остаться в вестибюле значило пропустить обещанный бокал, отделавшись минимальным набором фраз, какого только требует вежливость.

– «Скайбар», – решила журналистка, сама не зная почему, и тут же вспомнила, насколько трудно туда бывает пробиться, тем более получить столик.

Бигенд повел ее к бассейну и фикусам в горшках величиной не меньше вагона каждый. Перед глазами Холлис вставали картины из прошлого: она останавливалась в этой гостинице незадолго до и сразу же после официального распада группы. Инчмэйл говорил, что люди, не знакомые с музыкальной индустрией, считают, будто в этом бизнесе главное – вести себя как распоследняя свинья и побольше трепать языком.

Вот и великанский футон из страны Бробдингнег; в его мармеладно-хлюпающих недрах удобно разместился с напитками целый выводок юных, исключительно миловидных распоследних свиней и трепачей. «Но ведь на самом деле ты ничего про них не знаешь, – возразила сама себе Холлис. – Может, они только смахивают на A&R [65]». С другой стороны, здесь чуть ли не каждый выглядел именно так.

Бигенд провел журналистку мимо вышибалы, в упор его не заметив. Или, точнее, вышибала с блютусовым ухом едва успел убраться с дороги: настолько ясно солидный посетитель давал всем понять, что не привык видеть препятствий на своем пути.

Бар оказался забит людьми (Холлис не помнила случая, чтобы было иначе), однако Бигенд без труда отыскал место. Подавая спутнице тяжелый дубовый стул библиотечного вида, он широко расправил плечи и, как-то особенно – по-бельгийски, наверное, – сверкнув глазами, сказал ей на ухо:

– Я числился в поклонниках «Кёфью».

«Ну да, и еще вы были готом», – чуть не вырвалось у нее. Стоило представить себе, как будущий рекламный магнат поднимает над головой зажигалку «Бик» в затемненном зале во время концерта... Нет, лучше не представлять. Хотя, если верить Инчмэйлу, в те дни над головой уже поднимали сотовые: изумительно, как много света давали их маленькие экраны.

– Спасибо, – ответила Холлис, нарочно не уточняя, за что – то ли за признание в любви к своей группе, то ли за поданный стул.

Уставив локти в бежевой шерсти на стол и переплетя перед собой пальцы с аккуратным маникюром, спутник ухитрился довольно схоже изобразить взгляд пылкого поклонника, воображающего перед собой некую частную версию портрета певицы, сделанного Антоном Корбайном [66], – того, где она в деконструированной твидовой мини-юбке [67].

– Моя мать, – неожиданно начал он, – Федра Сейнхив, безумно обожала «Кёфью». Она была скульптором. Когда я в последний раз был у нее в парижской студии, мать слушала вас. На всю громкость. – Собеседник улыбнулся.

– Благодарю. – Наверное, не стоило углубляться в воспоминания о мертвых родственниках. – Но сейчас я журналистка, и прежние лавры уже не имеют ценности.

– Рауш весьма доволен вашей работой, – произнес Бигенд. – Он собирается взять вас в штат.

У столика вырос официант и вскоре ушел за «джин-тоником» для Холлис и коктейлем «писо мохадо» [68]для ее спутника.

– Расскажите про «Нод», – предложила журналистка. – Что-то не слышно, чтобы он поднимал вокруг себя много разговоров.

– Да?

– Да.

Бигенд опустил сплетенные пальцы.

– Система «антишум», – промолвил он. – Выделяемся за счет незаметности.

Холлис ждала знака, что услышала шутку, но его не последовало.

– Странно.

На лице мужчины сверкнула улыбка, точно луч, на секунду пробившийся в щель между створками шкафа. Тут появились заказанные напитки в одноразовых пластиковых стаканах: владельцы гостиницы явно не желали получать нарекания от клиентов, предпочитающих разгуливать босиком по краю бассейна. Журналистка позволила себе окинуть взглядом посетителей, собравшихся в баре. Пожалуй, если бы сию минуту нос крылатой ракеты пробил рифленую крышу, редакции «Пипл» вряд ли пришлось бы спешно менять обложку. «Воображалы», как называл их Инчмэйл, переместились куда-то еще. И сейчас это вполне отвечало замыслам Холлис.

– Скажите-ка... – начала она, слегка наклонившись над своим «джин-тоником».

– Да?

– Чомбо. Бобби Чомбо. Почему Рауш так настаивал, чтобы я поговорила с этим парнем?

– Рауш – ваш редактор, – мягко возразил Бигенд. – Может, поинтересуетесь у него?

– Нет, здесь что-то другое, – не отставала журналистка. Казалось, она выходит на тропу войны со смертоносным монгольским червем на его же земле. Не самая удачная затея, но внутренний голос подсказывал: так нужно. – Уж слишком он был озабочен, чтобы дело заключалось в простой статье.

Мужчина пристально посмотрел на нее.

– Вот вы как? Ладно. Тут история позанятнее. И статья будет немного длиннее. Ваша вторая статья для «Нода», как мы надеемся. А вы уже встретились с ним, с этим Чомбо?

– Да.

– И что думаете?

– Ему известна тайна, которой никто не знает. По крайней мере он сам так думает.

– И что это может быть, по-вашему, Холлис? Вы же позволите называть себя Холлис?

– Пожалуйста. Сомневаюсь, что Бобби уж очень увлекает карьера в области локативного авангарда. На мой взгляд, ему по душе покорять неосвоенные просторы, но скучно выполнять однообразную тяжелую работу. Вот помогая каким бы то ни было образом создавать контекст для нового представления, он вряд ли скучал.