Уильям Гибсон - Страна призраков

Милгрим встал с места.

– Мне нужно сходить в туалет.

Кореец прищурился на него поверх «Уолл-стрит джорнэл».

– Мне надо пописать.

Владелец прачечной сложил газету, поднялся, отвел рукой занавеску в цветочек и жестом пригласил Милгрима зайти. Тот быстро прошагал мимо гладильных машин и вошел в узкую бежевую дверь под трафаретной табличкой «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА».

Фанерные стены, окрашенные в белый цвет, напомнили мужчине кабинки в летнем лагере под Висконсином. В воздухе стоял сильный, но не лишенный приятности запах дезинфицирующего средства. Милгрим запер дверь на хлипкую с виду тайваньскую задвижку золотистого цвета. Потом опустил на унитаз крышку, присел и уставился на чужой телефон.

«Моторола», индикатор вызовов плюс камера. Модели было уже несколько лет, хотя, пожалуй, такие до сих пор лежали на витринах. Если выкрасть ради продажи, то и не поживишься. Зато – почти полный заряд и роуминг.

Перед глазами мужчины, на расстоянии десяти дюймов, висел календарь за тысяча девятьсот девяносто второй год. С августа кто-то перестал переворачивать листы. Рекламу коммерческой фирмы недвижимости украшало не в меру яркое изображение Нью-Йорка при дневном свете, все еще с черными башнями Всемирного торгового центра. Теперь, по прошествии времени, они смотрелись до того странно, до того нереально, научно-фантастически голыми, будто цельные монолиты, что на любых старых снимках казались Милгриму плодом обработки «Фотошопа».

Внизу под календарем, на четырехдюймовом горизонтальном выступе дверной рамы стояла жестяная банка без этикетки, с чуть заржавленными боками. Мужчина склонился вперед и заглянул внутрь. На дне тонким слоем лежали гайки, болты, две бутылочные крышки, скрепки, кнопки, неразличимые железки, трупики мелких насекомых. Все, что могло окислиться, было покрыто ровным и легким рыжим налетом.

Милгрим откинулся к бачку и раскрыл сотовый. Пробежал глазами список испанских имен и фамилий. По памяти набрал номер Фиша и, зажмурившись, нажал кнопку вызова.

Фишер ответил, не дожидаясь третьего гудка.

– Алло?

– Фиш, привет.

– Это кто?

– Милгрим.

– Здоро́во.

Голос в трубке прозвучал удивленно; а впрочем, как же иначе?

Некогда они вместе баловались бензодиазепинами [82]. И оба знали Денниса Бердуэлла, который приходился Милгриму наркодилером. Бывшим наркодилером, поправил сам себя пленник.

– Ну, как дела, Милгрим?

В смысле: не одолжишь лишнего?

– Перебиваюсь помаленьку.

– А, – ответил Фиш.

Он, как всегда, был немногословен. Парень работал в области компьютерной анимации, встречался с подружкой, имел от нее ребенка.

– Фиш, ты не видел Денниса?

– Угу. Видел.

– Как он там?

– Ну, как? Говорит, что сердится на тебя.

– А он сказал почему?

– Да вроде бы деньги тебе давал, а ты не вернул.

Милгрим вздохнул.

– Да, это правда, но я не хотел его кидать. Через этого парня мне все и доставалось. Ты-то, наверное, в курсе?

В трубке послышался плач младенца.

– Ага. Только, знаешь, я бы тебе не советовал дразнить Денниса. Особенно сейчас. И в таком деле.

Судя по голосу, Фиша что-то тревожило, но явно не детские слезы.

– Ты что имеешь в виду?

– Ну, – протянул собеседник. – Та, другая дурь.

«Другая дурь» – это прозрачный метиламфетамин. И Милгрим, и Фиш воздерживались от этой дряни, с них было достаточно покоя и ясности мышления, приносимых бензодиазепинами. У прочей клиентуры Денниса метиламфетамин порождал возрастающую зависимость от болеутоляющих веществ.

– По-моему, он подсел, – произнес Фиш. – Завяз по уши. Ну, ты понимаешь.

Милгрим изумленно поднял брови, обращаясь к фотографии башен-близнецов.

– Жалко.

– Ну, ты-то знаешь, какими они становятся.

– То есть?

– Свирепые параноики, – только и ответил Фиш.

Деннис когда-то учился в Нью-Йоркском университете. Милгрим легко представлял его себе рассерженным, но чтобы свирепым? Это уже чересчур.

– Он же собирает сувениры, посвященные «Звездным войнам», – сказал Милгрим. – Ночами напролет выискивает их в «и-Бэй».

Последовала пауза. Даже младенец Фиша притих, будто сверхъестественным чутьем уловил общее настроение.

– Он обещал нанять черных из Бруклина, – сообщил Фиш.

Ребенок завопил с новой силой.

– Вот дерьмо, – сказал Милгрим, обращаясь не столько к телефону, сколько к проржавевшей жестянке. – Сделай одно одолжение.

– А?

– Не рассказывай ему, что я звонил.

– Легко, – заверил Фиш.

– А я позвоню, если вдруг перепадет лишнее, – солгал Милгрим и нажал кнопку «конец разговора».

Выйдя из туалета, мужчина помог вернувшейся пуэрториканке сдвинуть красный диванчик, и пока удрученная девушка искала потерянный сотовый на полу, незаметно сунул трубку под истрепанный номер модного журнала «Ин тач» с Дженнифер Аннистон на обложке.

Когда пропажа нашлась, он стоял, прислонившись к сушилке, и как ни в чем не бывало читал про Уильяма Гоулдсмита.

Кажется, та женщина у перекрестка везла за собой на буксире внутривенную капельницу, одной рукой помогая катиться своему инвалидному креслу, а другой придерживая хромированную стойку? Кажется, у нее не было ног? Впрочем, после встречи со скейтбордистом без нижней челюсти Холлис мало чему удивлялась.

– Значит, ваша компания находится здесь? – полюбопытствовала она, когда «майбах» повернул в переулок, по которому лучше всего было бы ехать на боевой пехотной машине «брэдли».

Миновав застывший яростный вал уличного граффити, похожий на фрактальную волну Хокусая, автомобиль нырнул под нависшие кольца колючей проволоки, увенчавшей сетчатые ворота.

– Да, – отозвался Бигенд, выруливая на бетонный пандус пятнадцатифутовой высоты, приникший к стене, которая, судя по виду, перенеслась в Лос-Анджелес из бесконечно более древнего города. Может, из Вавилона? Редкие свободные кирпичи между сочными клинописными знаками были покрыты еле заметными царапинами.

Оказавшись на гладкой платформе, где разместился бы целый грузовик, «майбах» притормозил перед металлической дверью на шарнирах. Над ней темнели какие-то выпуклые наросты из дымчатого черного пластика – в них прятались камеры, а то и еще что-нибудь. Украшенная пуантилистским портретом Андре Гиганта [84]поистине оруэлловских масштабов дверь медленно поднялась, и унылый взгляд Андре, наводящий на мысли о базедовой болезни, уступил место галогенному сиянию. Автомобиль заехал в помещение, похожее на ангар, поменьше безлюдной фабрики Чомбо, но все же довольно внушительное. Внутри за блестящим вилочным погрузчиком желтого цвета и ровными грудами новехоньких гипсокартонных листов припарковалось в ряд полдюжины одинаковых серебристых седанов.