Ульяна Бисерова - Под кожей — только я

— Неужели совсем никто не протестовал, что ему влезли в голову?

— О, разумеется, изначально биометрическое наблюдение преподносилось как временная мера, только до того момента, пока не исчезнет риск новой волны эпидемии. Но, как известно, любые временные меры имеют неприятную привычку переживать чрезвычайные ситуации. Кроме того, на горизонте всегда услужливо маячит новая угроза…

Лука потер правое запястье, ощущая его непривычную легкость.

— Куда планируешь отправиться? — безучастно спросил советник Юнг.

— Пока не знаю. Наверное, к морю. Но сначала я хотел бы увидеться с матерью. Только не уверен, что она по-прежнему в Гамбурге: насколько мне известно, она собиралась стать медсестрой в одном из лагерей переселенцев где-то на южной границе.

— В таком случае иди к восточным воротам, смешайся с толпой переселенцев, двигайся все время на юг, пока не пересечешь границу Ганзы. В Новой Баварии, неподалеку от Фрайбурга, разбит временный лагерь для интернированных. Вон там, на ломберном столике, в конверте предписание о перемещении, выписанное на чужое имя, и айдибрас. Денег на счету достаточно, но настоятельно советую не швырять их направо и налево, чтобы не привлекать лишнего внимания.

— Почему вы мне помогаете? — помолчав, спросил Лука.

— Может, мне просто скучно и хочется немного поддразнить Вольфа, который забыл о долге перед семьей? — усмехнулся Юнг.

— Он наверняка пустит по следу ищеек, чтобы разыскать меня и вернуть в Бремен. Не пройдет и двух дней, как он вычислит и переловит всех курьеров с чипами-дублерами.

Старый советник пожал плечами.

— Волк бежит за обедом. А заяц бежит от смерти. Так кто же из них не пожалеет сил, чтобы бежать быстрее?..

Следующие несколько дней слились в бесконечную монотонную тряску в переполненном вагоне. Несколько раз в сутки — и обязательно хотя бы раз за ночь — поезд останавливался, в вагон заходили люди в военной форме, которые проверяли предписания и сканировали айдибрасы, дергая переселенцев с места на место, перетасовывая, как карты в крапленой колоде.

Лука избегал заговаривать с кем-то из попутчиков и держался отстраненно. Известие о смерти мессера воодушевило многих переселенцев, даровав робкую надежду на то, что им будет разрешено вернуться в обжитые места. Все разговоры, так или иначе, в конце концов сводились именно к этому.

Как-то на рассвете, когда Лука дремал, приткнувшись к пахнущему мокрой собачьей шерстью чужому баулу, его грубо растолкали и вывели на полустанок. Утро было сырым и промозглым, в низине стелился липкий туман, обкладывая рваными клочьями ваты деревья и кусты. «А в Гамбурге, наверное, уже выпал снег», — подумал Лука. Он поежился, прогоняя остатки сна, и засунул озябшие руки поглубже в карманы. Сошедших с поезда — около полутора сотен человек — рассадили по автобусам.

— Внимание! — объявил военный, когда все расселись по местам и перестали испуганно озираться. — Сейчас я раздам анкеты для прибывающих в лагерь интернированных. Вы должны указать свое имя, дату рождения, этническую принадлежность, семейное положение и род занятий. Если вы неграмотны, поднимите руку, я заполню анкету с ваших слов.

Лука быстро проставил галочки в нужных графах и отвернулся к окну. Он привалился к прохладному стеклу, рассчитывая подремать, но на грунтовой дороге автобус то и дело подбрасывало на ухабах.

Через пару часов они затормозили перед высокими воротами лагеря. За сетчатым забором Лука увидел длинные ряды брезентовых палаток. Там и тут поднимался сизый дымок костров. В отдалении виднелись и настоящие дома: неказистые, не выше трех этажей, наспех собранные из строительных блоков.

Несколько хмурых военных с автоматами за плечом провели их к комендатуре — старому зданию, похожему на побеленный хлев для скота. Комендант — толстяк с карикатурно пышными рыжими усами — вышел на крыльцо с заспанным, помятым лицом. Он явно пребывал не в лучшем расположении духа и ограничился хмурым приветствием офицеру, который скороговоркой отрапортовал о прибывших интернированных.

— Сразу предупреждаю: здесь не богадельня, — прорычал он, обводя пополнение бесцветными мутными глазами. — Чтобы заработать обед, придется вкалывать до седьмого пота. На стройплощадке рабочих рук всегда не хватает. Чем быстрее построим дома, тем меньше ребятишек окочурятся, замерзая зимними ночами в палатках. Все ясно?

Помощница коменданта собрала анкеты и распределила прибывших. Луке и еще двенадцати переселенцам было велено разместиться в палатке номер тысяча двести шестьдесят семь.

Из уличных динамиков разносилась музыка: что-то до тошноты бравурное и молодцеватое, с неистребимым патриотическим душком. В палаточном городке, несмотря на ранний час, было многолюдно: переселенцы таскали воду и тачки с углем, кололи дрова, что-то помешивали в котелках, громко переговариваясь с соседями. Всюду носились чумазые дети, лохматые собаки. Лука со страхом ожидал увидеть истощенных, сломленных людей, но переселенцы, даже невзирая на близкую зиму, не теряли присутствия духа.

— Да вы никак смерти моей хотите! — всплеснула руками смуглая, невероятно полная женщина, которая развешивала белье у палатки с номером 1267. — Тут же и так уже тридцать шесть человек, дышать нечем! А все подселяют и подселяют! Ну уж нет!

Она шмыгнула за брезентовый полог, выкрикивая чьи-то имена. Между старожилами и новенькими вспыхнула перебранка, и если бы не вмешался проходящий патруль, все могло бы закончиться потасовкой. В палатке было не продохнуть от запаха кислого табака, несвежего белья и квашеной капусты. На грубо сколоченных настилах лежали чужие вещи. Некоторые из новеньких, словно не замечая перекрестных враждебных взглядов, стали располагаться, другие нерешительно перешептывались. В дальнем углу надсадно закашлял старик.

— Вы не подскажете, где тут медпункт? — спросил Лука у одного из переселенцев. Тот задумался, почесывая затылок, а потом неопределенно махнул рукой куда-то вправо.

Лука долго плутал между рядами палаток, пока не вышел к большому брезентовому навесу, потрепанному и вылинявшему от дождей. Йоану он узнал еще со спины: по прямой осанке и спокойному, немного уставшему голосу. Когда он внезапно возник перед ней, Йоана на несколько мгновений оторопела, не зная, отнести его к предметам реального мира или к выкрутасам измученного бессонницей ума.

— Как ты здесь? Зачем? Ты же должен быть в Бремене? Что-то случилось? Ты что-то натворил? Тебе грозит опасность? — вопросы сыпались пулеметной очередью, не давая ему ни единого шанса вставить хоть слово. — Ты что, набил татуировки?!