Джейн Александер - Корпорация IMAGEN [litres]

Вот идеальное решение. С трудом она перетащила кресло в боковой проход между участками, шатаясь под его тяжестью и слишком громко шурша гравием. Поставив кресло под окном, она проверила его устойчивость и забралась на сиденье. Просунула руку под приоткрытое окно и изо всех сил стала давить на рычаг запорного механизма. Рычаг никак не поддавался. Обливаясь потом, она тянула и толкала его, пока, наконец, он с грохотом не отскочил от шипа. Рама медленно повернулась внутрь.

Благодаря креслу оконный проем теперь находился на уровне груди. Забравшись на подоконник, Кэсси полезла вперед, пока ее туловище не оказалось внутри ванной, а ноги все еще болтались снаружи. Впереди ждала покрытая темнотой неизвестность. Шип запорного механизма вонзился в низ живота, подоконник больно давил на диафрагму, так что она едва могла дышать. Кровь гулко пульсировала в голове, и Кэсси почувствовала, как в ней зарождается паника. Перед глазами возник образ предателя Льюиса, с его шлемом и яркими шортами, вспыхивающими светоотражающими полосками. «Будь как лиса», – приказала она себе и продолжила пробираться вперед, пока руки не коснулись твердой эмалированной поверхности. Ванна. Когда она вылезала из окна, локти, колени, голова больно бились о твердую поверхность, сердце колотилось, готовое разорваться, и стреляло разрядами боли. Но она все-таки пробралась внутрь. Она пробралась в дом.

Она посидела, собираясь с силами. Прислушиваясь, не разбудил ли шум кого-нибудь из обитателей дома. Сосчитала до тридцати, потом до шестидесяти. Ничего. Ни шаркающих шагов, ни щелканья выключателем, никаких «Кто там?». Ни одна собака, к счастью, не почувствовала незваного гостя и не подняла весь дом возмущенным лаем.

Ее руки, влажные от пота, скользили по поверхности, пока она выбиралась из ванны. Развязав шнурки, она сняла кроссовки, теплый пол приятно грел ступни. Ручка беззвучно повернулась, и дверь ванной открылась, скорее, со вздохом, чем со скрипом. Кэсси сделала шаг в коридор, который казался высоким и просторным.

Опираясь рукой на стену слева от себя, она продвигалась по коридору, замирая при каждом шаге, боясь наступить на детскую игрушку на полу, наткнуться на приставной столик, стопку книг. Но на пути было чисто – только полированное дерево пустой стены. Наконец, пальцы коснулись дверного косяка. Дверь легко открылась, но внутри оказалось лишь небольшое пространство с полками. Бельевой шкаф. Она пошла дальше. Дошла до поворота коридора, повернула и, шаг за шагом, продолжила продвигаться вперед. Еще одна дверная коробка, а за дверью – кромешная тьма комнаты.

Пол под ногами стал мягким. Гостиная? Такое ощущение, что она размером с футбольное поле. После целой вечности шарканья по коридору Кэсси наткнулась на что-то твердое: кресло. За ним… Она коснулась стены, которая тут же немного поддалась под ее рукой. Нет, это не стена. Жалюзи. Отыскав край, она приоткрыла их, и тусклый ночной свет упал белесыми квадратами на огромный ковер. Постепенно глаза привыкли к темноте и стали достаточно ясно различать предметы. Два кресла, камин, угловой экран над медиацентром. На одной стене висели полки с книгами, на другой – картины. А перед пустым камином стоял отличный длинный диван.

Кэсси достала планшет и проверила время. Почти два часа ночи. Небогатый выбор: всего два часа до тех пор, пока она по-прежнему остается в безопасности. Два часа до того, как обновление будет готово к распространению.

Она поставила будильник на планшете на четыре часа. Отрегулировала громкость: достаточно громко, чтобы разбудить ее, не разбудив никого другого. Проверила, включена ли вибрация – резервный режим, который вытащит ее из любого глубокого сна, пока она держала планшет в руке. Затем забралась на диван, растянулась, потом, подсунув под голову подушку и накрывшись покрывалом, свернулась калачиком.

Профессор Морган, наверное, спала наверху, в спальне на втором этаже. Возможно, рядом с ней спал муж, а в соседних спальнях – двое детей. Конечно, ее затея рискованна. Если что-то пойдет не по плану, то она могла подключиться не к Морган. Эх, если бы подключения осуществлялись направленно… Освальд что-то говорил об эмоциях, что именно они управляют подключениями. Она вспомнила Алана: как хорошо они подходили друг другу и в тоске, и в утешении, как они носили свою тоску, как полузажившую рану. Затем всплыли воспоминания пережитого на заднем сиденье машины, – страх, переросший в ужас, который до сих пор вызывал у нее тошноту. Если ей удастся повторить эти чувства, может, тогда удастся нащупать путь в голову Морган. Так каковы же эмоции, окрашивающие ее сны? Позитивные или негативные? Самодовольство и безопасность в этом огромном доме или тревога в ожидании потенциальных непрошеных ночных гостей? Если у Морган есть хоть капля совести, она не могла спать спокойно, постоянно испытывая холодное чувство вины под давлением поступков, за которые она несла ответственность. А вот чувство вины – как раз та волна, которой можно управлять и на которой можно плыть. Стоило только подумать о Финне, Элле и Мэг. Или об Алане, о каждом разе, когда она покидала его. Она безжалостно проигрывала каждую сцену. В аэропорту. Поцелуй. Очередь. Уходит. По интернету, три тысячи миль между ними. Я люблю тебя. Я скучаю по тебе. Конец вызова. В больнице. Я скоро снова приду, через неделю или две, через месяц, когда-нибудь… Она почувствовала, как ее охватило чувство вины, всей тяжестью придавливая к дивану. А потом она мысленно вызвала Морган: ее помятое лицо, ее вежливый деловитый голос. Представила ее мертвой для всего мира, под толстым теплым одеялом сна. Напрягла воображение и, схватив одеяло за угол, стянула с нее и обернула вокруг себя.

Во-первых, звук. Белый шум переходит в рев, от которого закладывает уши. Затем скрученная тьма горелой резины забивает ей нос, рот, легкие, и она брыкается от навалившейся тяжести, тянущей ее вниз. Она борется, высовывает голову из тьмы, которая пытается ослепить, заставить замолчать, задушить ее. Стоп! Она почти думает слово СТОП, а потом вспоминает. Именно этого она и хотела. Вспоминает: она не одна.

Белый шум сжимается, конденсируется в электрические разряды. Темнота уже не абсолютна. Вспышки позволяют увидеть фигуру – чахлое тело, распухшая голова, а на голове спутанная масса, корона, поблескивающая не драгоценностями, а искрами, потрескивающая с обжигающим звуком тысячи мух, пойманных, убитых в прожилках голубого света. И по мере того как она думает об этом, они появляются перед ее мысленным взором: густой черный водоворот насекомых, жужжание – треск разряда – падение мертвой мухи, и лицо в центре водоворота. Лицо Морган. Затянутое паутиной, пойманное в ловушку.