Аластер Рейнольдс - Алмазные псы [сборник litres]

– Это решать мне, – сказала капитан, давая понять, что мне не по чину такие советы. Однако она сразу смягчилась и добавила: – Ты хорошо поработал, Рауль. Бранко был бы удовлетворен.

Удовлетворен. Не доволен, не горд. Всего лишь удовлетворен. Но она сказала правду.

– Возвращайся. Чем быстрее все улягутся спать, тем мне будет спокойнее.

– Уже иду, – сказал я, стараясь не думать о предстоящей непростой задачке.

Оглядев плоды своего труда в последний раз, я вновь проверил показания сенсоров и сошел с выступа, на котором стоял.

Скажем так, попытался сойти. Я оставался на месте, хотя фал уже должен был наматываться, помогая мне в подъеме. Дело было не в фале, взбираться не давал скафандр. Каждый раз, когда я пытался начать движение, казалось, будто я ерзаю внутри монолитной стальной гробницы.

Это было плохо. Хуже, чем плохо. Полный паралич наступил быстрее, чем я рассчитывал. Скафандр словно ждал, когда я закончу проверку сенсоров, чтобы преподнести сюрприз.

– Капитан Луарка, – сказал я. – У нас проблема. Похоже, скафандр…

Какое-то чутье подсказало, что я роняю слова в равнодушную пустоту. Я замолчал и стал ждать ответа. Его не было. Луарка меня не слышала.

Скафандр не просто застыл на мне. Он сделался немым или глухонемым, обрубив связь с экипажем. Я запаниковал. Не так ли было и с Бранко? Мне-то казалось, что он спокойно работал и поднял глаза лишь за секунду до того, как с неба, синего от смещения спектра галактик, слетел тот осколок. А что, если я ошибался? Что, если Бранко застыл в этой позе на несколько часов, когда скафандр отказался двигаться? Не мог же человек знать, что отломается кусок металла? Ведь не мог же?

Я заставил себя успокоиться. Все произошло не так. Этот скафандр принадлежал Бранко почти весь срок своей службы, до самого конца. Бранко с любовью разрисовал его. Модуль воли портит жизнь мне, но только потому, что он так тонко, так виртуозно настроен на предыдущего хозяина.

Скафандр не виноват, сказал я себе. Он не убивал Бранко и не пытается убить тебя.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я попробовал двигаться не вверх, а в сторону. Вдруг оказалось, что так легче. Не то чтобы скафандр неожиданно решил прекратить борьбу со мной – он все еще запаздывал с реакцией и был неповоротлив, – но как минимум я обнаружил путь наименьшего сопротивления. Возможно, адаптивный процесс наконец запустился.

Но, даже пройдя несколько десятков шагов, я по-прежнему не смог подняться выше. Скафандр не возражал, когда я перемещался в одном направлении, но не давал двигаться в другом.

Наверное, именно тогда у меня забрезжило понимание.

Если сопротивляться скафандру, пытаясь двигаться к шлюзу, я ничего не добьюсь. А значит, остаются два варианта: ждать на месте, когда меня спасут, или идти, куда позволяет скафандр.

По сути, идти туда, куда он меня ведет.

Так я и сделал. Оказалось, что спускаться еще легче, чем перемещаться вбок, и что есть некий наиболее легкий путь. По нему-то я и направился, все еще с большой осторожностью, и ушел довольно далеко от двигателя. Но скафандр хотел, чтобы я шел дальше, даже когда я добрался до места, где корпус достигал своей наибольшей ширины и снова начинал сужаться и откуда до закругленного хвоста оставалось всего лишь несколько сот метров.

Одно дело – спускаться по очень крутой стене, и совсем другое – по стене, которая отклоняется от вертикали в противоположном направлении. Достаточно один раз поскользнуться, неверно рассчитать движение – и эта стена пролетит перед моими глазами, медленно уйдет назад. И корабль окажется далеко.

«А может, только этого ему от меня и надо, – подумал я о скафандре. – Хочет привести на самый край и заставить шагнуть в пустоту. Способен ли скафандр на такую привязанность, чтобы смерть владельца вызвала у него помешательство?»

Однако он не сошел с ума. И я понял это, когда увидел, как корпус довольно неожиданно начал загибаться внутрь, образуя круглый кратер. Наверное, в нас что-то попало. Воронка была метров десять в диаметре – в масштабах корабля крохотная вмятинка. В глубину даже меньше, чем в ширину.

Оказавшись у края ямы, я заглянул в нее, не имея ни малейшего представления, что там можно обнаружить. Зачем скафандр привел меня сюда? Это наименее уязвимая часть корабля, единственная область, где повреждение не вызвало бы серьезных последствий. Здесь расположены нежилые уровни, так что даже при разгерметизации никто из экипажа не пострадал бы.

Затем мой взгляд добрался до середины кратера, и я все понял.

Там что-то поблескивало. Маленькая штуковина, поблескивающая серебром, совершенно невинная на вид. Но из своей сердцевины она уже пустила тонкие серебристые усики, которые ощупывали корабельный корпус, прежде чем погрузиться в него.

Мне не надо было объяснять, что это такое. Своими глазами мне не доводилось наблюдать подобное, но я видел уйму передач с Йеллоустона.

Плавящая чума. Какая-то крохотная крупица попала на поверхность корабля, прочно обосновалась и начала расти. Такое могло случиться только в момент нашего отправления из колонии, сразу после вспышки болезни в царившем тогда светопреставлении. Корабли сталкивались, спешно покидая переполненную стоянку; поселения на орбите Йеллоустона, теряя контроль, таранили друг друга. Нам казалось, что мы выбрались чистыми, но в какой-то момент прежде чем двигатели развили достаточную скорость, чтобы оторваться от планеты, один кусочек добрался до «Форментеры леди».

Если его оставить в покое, он превратит всю массу корабля в нечто неописуемое. Мы это знали, поскольку уже приняли сообщения о том, что произошло с другим субсветовым транспортом. И пострадал бы не только корабль. Чума не делает различий между машинами и людьми, она ко всему относится с безупречной непредвзятостью – любое зерно годится для жерновов ее мельницы. Уязвимы мы все – от меня с моей насыщенной наномедами кровью и до капитана Луарки с ее пластмассовой маской и металлическими пальцами.

К счастью для нас, Бранко успел найти пораженное место. Я понял это с первого взгляда. Бранко просверлил отверстия и установил датчики по периметру воронки. Справиться с чумой сразу не удалось бы. Видимо, он собирался обозначить периметр, измерить скорость, с которой болезнь разъедала корабль, а потом вернуться за высокоэнергетическим оружием и нужными инструментами.

На обратном пути его нашел осколок.

«Форментера леди», конечно, уцелела. Как только скафандр показал мне угрозу, он прекратил борьбу. Я возобновил подъем и был уже на полпути к шлюзу, когда восстановилась связь. Докладывая о находке капитану, я очень осторожно подбирал слова.