Сэмюэль Дилэни - Нова. Да, и Гоморра

Интересно, понравилось ли ей. Впрочем, не важно. Он сунул руки в задние карманы. Левый был порван.

— Тебе уже скучно со мной, да?

— Господи, Морганта… — сказал он.

Ветер усилился, подбородку и пальцам ног стало холодно. Пальцы ног он зарыл в пыль, но с подбородком такого не проделаешь, поэтому он утопил его в воротнике.

На ней была лишь тонкая, словно сотканная из паутины, зеленая ткань, скрепленная на плече сплетением золотых скорпионов. Обнаженная левая грудь красотой могла поспорить с луной.

Он сказал:

— Знаешь, Морганта, ты настоящая… — но не закончил, стиснул зубы и сжал кулаки в карманах.

— Джоуи… — заговорила она с неожиданной страстью и, попятившись, ступила на край лужи, так что пятки ее коснулись пяток отражения. — Ты же знаешь, я могу тебе помочь. Если бы ты только захотел, я много бы тебе рассказала про все, что ты хочешь знать. Например, почему часы Восточного флигеля никогда не показывают больше трех. Или что ворчит и стучит в запертой комнате… Джоуи, тут есть один мальчик, одноглазый, так вот, он все время пытается…

— Да замолчи же ты, Морганта! — Он чуть не задохнулся от злости и едва овладел собой; но было поздно. Все произошло само собой, не понадобилось ни ритуальных жестов, ни заклинаний. Злость сделала свое дело.

Морганта отступила еще на шаг. На гладкой поверхности лужи не появилось и ряби: Морганта проваливалась вниз, ее отражение устремилось вверх. На мгновение явь и отражение соединились на уровне талии — получилась словно дама из гротескной карточной колоды, — и все исчезло. Лишь прозрачная зеленая ткань, темнея, оседала в луже.

Гнев не успел толком улетучиться, как сожаленье обратилось болью в животе и затылке. Он бросился вперед, подхватил ткань, как будто мог вернуть, воссоздать, воскресить…

Из влажных складок выбежали золотые насекомые и брызнули во все стороны, оставляя на плитах мокрые темные следы. Он отпрыгнул. Да их тут не меньше чертовой дюжины!

Пока он увертывался от самого большого скорпиона, самый маленький незаметно подкрался к его ступне, изогнул хвост и впился в щиколотку.

Джоуи заорал и запрыгал.

Удовлетворившись, мстительные твари засеменили прочь, исчезая в щелях каменной кладки, взбираясь по стенам, мерцая золотом в темноте.

Он с воплем отшвырнул мокрую тряпку. Она упала на стену и медленно, складка за складкой, поползла вниз. Он повернулся и заковылял прочь по крыше. Пыль под мокрыми ногами была сперва мягкой, потом колкой, затем вновь стала сухой и прохладной. Бум, бум, бум — бухали гулкие удары.

Добравшись до дверного проема, он вытащил из кармана заскорузлый носовой платок, ощупал его, ища более или менее чистое место, снял очки без оправы и помусолил стекла (звяк, звяк, звяк — застежки на молниях его кожаной куртки). Просунув проволочные дужки сквозь волосы над ушами, он обнаружил, что лишь размазал по стеклам грязь, отчего и луна, и несколько освещенных окон дальних башен окутались светлым ореолом. Сильно болела нога.

Джоуи взял свой уницикл и вяло шаркнул ногой по стартеру. С третьего, самого болезненного раза мотор горячо закашлял ему в штанины. Он подвел уницикл к темному проему, перекинул ногу через сиденье, сложил руки на груди, качнулся, добиваясь равновесия. Потом поднял вторую ногу, наклонился вперед и понесся вниз по ступеням винтовой лестницы. На каждом повороте, когда он с ревом огибал башню, узкое окошко швыряло ему в глаза пригоршню лунных лучей.

В промежутках были лишь грохот и мрак.

Джоуи остановился на седьмом этаже Восточного флигеля, посередине северо-западного коридора.

Двигатель уже не ревел, а мурлыкал. Джоуи спешился и хмуро посмотрел на примятый ворс красновато-коричневой ковровой дорожки, уходящей в каменный мрак.

Он прислонил уницикл к стене.

— Эй!

— Джоуи, это ты?

— Да, принимай гостей.

— Джоуи, подожди минутку, я сейчас выйду…

Но Джоуи уже поднялся на три ступеньки к узенькой нише и двумя кулаками сразу ударил в деревянную дверь — она распахнулась.

Стрелки напольных часов в углублении высокого, от пола до потолка, книжного шкафа показывали без двадцати три.

— Послушай, от тебя одно беспокойство, — сказал Максимиллиан. — Будь у меня характер хоть капельку похуже, я давно зашвырнул бы тебя обратно в тот кошмар, из которого ты вывалился.

— Попробуй. — Джоуи сел в кожаное кресло перед письменным столом.

Максимиллиан отодвинул в сторону две стопки книг и сквозь очки в черной пластмассовой оправе уставился на Джоуи. Пальцы его сплелись в большой, пронизанный вздутыми венами клубок между вельветовыми манжетами.

— Ну что там у тебя стряслось на этот раз? И убери-ка грязные ноги со стола.

Джоуи спустил ноги на пол.

— Я только что избавился от Морганты.

— А почему бы тебе не пойти и не пожаловаться на свои любовные страдания кому-нибудь другому?

Максимиллиан откинулся назад и сам взгромоздил ноги на стол. Две толстенные книги свалились на пол. Каблуком он задел хрустальное пресс-папье, оно покатилось вперед и едва не…

Джоуи подхватил его.

— Спасибо, — сказал Максимиллиан.

Прежде чем поставить пресс-папье на стол, Джоуи заглянул в мерцающий хрусталь. В глубине, за отраженными огнями горящих в комнате свечей, угадывалась водная рябь за темнотой, которая могла быть краем моста, и что-то вроде заросли кустов, а в ней то лицо, обрамленное шапкой волос… и с черной повязкой на глазу.

Джоуи отвлек какой-то грохот внизу, завершившийся двумя гулкими ударами. Язычки пламени, окруженные светлыми восковыми воротничками, заплясали.

Максимиллиан убрал ноги со стола. Оба одновременно посмотрели на пол.

Из-под стола выскочил золотой скорпион, обежал вокруг одной из упавших книг, которая осталась стоять вертикально на раскрытой обложке, и шмыгнул за пьедестал с потемневшим бюстом безымянного старца.

— Послушай… что это у тебя за штука? — спросил Джоуи, взвешивая шар на ладони.

— Это? — Максимиллиан поднял глаза. Брови его сошлись на переносице. — Обычно он показывает вид из главных ворот на подъемный мост.

— Я так и думал. — Джоуи резко повернулся и швырнул пресс-папье в стену.

Оно глухо ударилось в толстый занавес, от того отделилась стена пыли и тут же рассыпалась; большие серые драконы дробились на среднего размера грифов, а те превращались в крохотных летучих мышей и постепенно исчезали. Пресс-папье бухнулось на сваленную двухфутовой грудой шпалеру и покатилось по доскам пола к столу.

Максимиллиан подобрал его и, упершись локтями, внимательно оглядел, затем, помолчав, спросил:

— Ты что, в самом деле расстроился из-за Морганты?

Он выпрямился, достал пенковую трубку и набил ее табаком из хьюмидора в форме головы бабуина. Желтые глаза зверя поднялись кверху, пару раз моргнули и вновь скосились к плоскому черному и, по виду, вечно влажном носу. Вообще-то, Джоуи знал, что это шеллак.