Виктор Крейг - Псевдо [litres]

Убить всех.

– Прости… – шепчу я сам себе.

Я не знаю, как по-другому. Это лучший выход, чтобы выжить.

– Мразь! Убью! – выкрикивает Серега и пытается рвануть в мою сторону, но Дикий крепко его держит.

Убить всех!

Давлю на тугой спусковой крючок…

Хлесткий звук выстрела разносится по квартире, достигает всех ее уголков и вылетает через проем срезанной двери… В ушах звенит. В нос врывается знакомый со стрельбищ едкий запах пороха. Приятный запах.

Гильза вылетает с правой стороны и со звяканьем несколько раз отскакивает от пола…

Я не моргаю, не отвожу взгляд и вижу все: как голова Сереги запрокидывается назад, как напряжение в его теле уходит, как рот остается открытым в безмолвном посмертном крике. Я нервно выдыхаю, чувствуя, как где-то на моей душе с шипением выжигается клеймо «УБИЙЦА». Если бы Голос сейчас не молчал, то, несомненно, процитировал бы:

– Ты это… Как… Не надо… – лысый приходит в сознание и с ужасом отползает к холодильнику.

Я подхожу, на вытянутой руке приставляю дуло пистолета к его лбу и нажимаю на спусковой крючок.

За спиной должна быть Чистая Дорога.

Вырвавшаяся из затылка пуля, окропляет белую дверцу кровью и застревает в ней. Навсегда. Запах пороха заполняет ноздри, в ушах звенит сильнее. Раздающиеся позади хрипы, дают понять, что теперь внимание тварей переключается на меня.

За спиной должна быть Чистая Дорога.

Выстрел. Выстрел. Выстрел… Тишина.

После всех криков, хрипов и пальбы наконец-то наступает тишина.

На моей кухне, на моей кремовой плитке… Четыре тела. Я смотрю на них. Одновременно и пристально, и отстраненно. Могу сосредоточиться на любой мельчайшей детали, но также и ни на чем абсолютно…

Пустая голова выдает НИЧЕГО. Белый шум. Переключите канал.

Срезанная дверь врывается первой мыслью. Сколько Диких там, вне квартиры? Нужно собраться.

Соберись!!!

Стянув пропитанную собственной кровью футболку, я отбрасываю ее и направляюсь в ванную. Обработка укуса – главная задача. От заражения не спасет, но… Если оно передается именно таким путем.

Передается ли оно вообще?

Промывка раны не занимает много времени. Параллельно я стараюсь восстановить дыхание и успокоить колотящееся сердце. Смотрю в зеркало над раковиной – широкие зрачки. Под глазом дергается. Тик.

Переживу.

– Убил, – отвечаю я Варе, войдя в комнату. Скрывать что-то от нее глупо. Как минимум, она все слышала.

Страх в глазницах.

– Не умру. Не помнишь, где аптечка?

Молчание.

– Нельзя иначе… – я достаю из шкафа коробочку с лекарствами, беру необходимое. Сажусь на кровать. – Времена меняются…

Молчание.

Перекись водорода шипит, попав на рану. Излишки я убираю ватой. Наношу йод и приклеиваю пластырем сложенный в несколько раз бинт. На скорую руку, не совсем верно, но времени нет.

Свежая футболка горчичного цвета – лучшего и не придумать.

Укус болит и создает дискомфорт. Терпимо.

Неожиданно наваливается усталость… Ноги слабеют. Организм требует отдыха и перезагрузки. Слишком много событий, слишком много потрачено сил.

Вопросительный взгляд.

– Не знаю. Здесь точно не останусь. Переночую… Может, у этих… молодых… Если дверь не заперта. К Сереге бы я не хотел… А утром посмотрим, что дальше, – я достаю магазин из пистолета.

Три патрона. Стоит обыскать тела. Возможно, найдется еще.

Возвращаюсь на кухню. Перешагиваю через одно тело, второе, третье… Сглатываю подступивший к горлу ком, делаю вдох и закашливаюсь. Будто вместе с воздухом, внутрь попало что-то…

Собственная слюна? Такое бывает… Не в то горло, как говорится.

Кашель только усиливается. Я держусь за край стола и буквально задыхаюсь. Беспомощно открываю рот, хриплю…

Трупы, мертвецы, тела… Они все смотрят на меня. Холодно, осуждающе…

– Зачем?

– Тебе полегчало?

– Оправдания!

– Мы не заслужили!

– Ты пожалеешь…

– Хр-хрхр-ррхрхрррр…

– Убийца!

– УБИЙЦА!

– Заткнитесь!!! – кричу я и переворачиваю стол.

Грохот вытесняет голоса. Кашель отступает.

Тяжело дыша, я спешно обыскиваю карманы тех, кто вломился в мою квартиру. Кроме сигарет – ничего. Значит, три патрона – это все, что у меня есть.

Прочь из кухни. Не споткнуться о Дикую… Подобрать сковороду. Пригодится. Пистолет на самый крайний случай будет ждать за пазухой.

Тревога.

– Не блевал, не волнуйся. Просто слюной подавился… Как в детстве, помнишь? А ты вечно давилась бабушкиными пирожками. С такой жадностью их ела… – я улыбаюсь.

Ослепительная улыбка.

– Да… Они были самыми вкусными…

Надежда в глазницах.

– Вернусь, сказал же. Не бойся, – я обнимаю Варю и ухожу.

Осторожно наступаю на входную дверь – лязгает. Не так громко, как могла бы. Рядом с ней я нахожу болгарку, лом и монтировку.

Монтировка… Она гораздо удобнее, поэтому беру ее вместо сковороды. Уже лучше.

Дверь к молодым распахнута. Я медленно, почти не дыша, захожу к ним.

На пороге валяются пакеты с раздавленными и залитыми скисшим молоком продукты. В куче разбитых яиц лежит пара телефонов с треснувшими экранами. На полу коридора размазано засохшее пятно рвоты болотного цвета, брызги которой есть и на обоях, и на тумбочке, и на белых женских кроссовках у стены.

Я закрываю дверь на оба замка. Думаю секунду…

– Эй! – бью монтировкой по деревянной напольной вешалке при входе. Пара курток, одна шапка, две кепки. Пластмассовая коротенькая ложка для обуви.

Тишина в ответ. Нет хрипов, нет шарканья. Никто не бежит ко мне, выпучив глаза.

Проверить все равно надо.

Гостиная, спальня, кухня, ванная комната и туалет – никого.

Жалобно заворчавший живот просит поесть. Не рискнув брать продукты из пакетов в коридоре, я открываю холодильник на кухне.

Банка консервированной кукурузы. Одинокая. Два сырых кабачка на нижней полке и зубчик чеснока.

Как будто открыл свой холодильник. Только алкоголя нет.

Я запираюсь в гостиной. На всякий случай подпираю дверь комодом. Задергиваю шторы и в полумраке, сидя на сером диване, ем кукурузу.

Металлическая ложка постукивает по металлической банке. В абсолютной тишине это звучит удручающе. Напротив – телевизор, диагональю не меньше метра. Я наблюдаю за своим отражением в его темном, выключенном экране.

Не моргаю.

Ложка за ложкой… Желтые зерна отправляются на переработку.

После второго «ужина» я ложусь на спину и засыпаю. Наверное, даже раньше, чем сомкнулись веки.