Дмитрий Тихонов - В Последней Гавани [СИ]

Вошла служанка.

— Господин желает умыться и отужинать?

— Клянусь жирным брюхом святого Арчибальда, ты читаешь мысли, женщина! — объявил я.

Моё богохульство её ничуть не смутило.

— Может быть, после ужина господин желает чего-нибудь ещё? — кокетливо потупившись, поинтересовалась она. — Я всегда к вашим услугам, готова выполнить любое желание.

— Любое, говоришь? — задумчиво протянул я. Она угодливо закивала. — Тогда я желал бы, чтобы после того, как я поужинаю, ты пришла в мою комнату… — Я заметил, как она приосанилась, выпятив грудь. Выдержав паузу, договорил: — И прибралась здесь. А то такое чувство, что пыль здесь не протирали с тех пор, как в этой комнате ночевал святой Виллиас.

— О, господин бывал у нас раньше? — удивилась служанка. — Правда, эту байку про святого Виллиаса рассказывал ещё отец нынешнего хозяина. Я сама об этом только слышала.

— Мой отец бывал, — соврал я. — И рассказывал мне про корчму с самыми грабительскими ценами во всём городе воров. И про секретный рецепт приготовления вкуснейшего жареного поросёнка, известный только здешнему хозяину. Надеюсь, он передал рецепт сыну по наследству?

Хозяин, подслушивающий в коридоре, немедленно нарисовался в поле зрения и радостно стал меня заверять, что такого вкусного жареного поросёнка мне не удастся отведать больше нигде во всей Гавани, не говоря уж о землях под властью Храма, где его — хозяина — непременно сожгли бы на костре за искушение паствы грехом чревоугодия.

Теперь корчмарь, польщённый моей лестью, не станет заламывать цены. А поскольку жадничать я не собираюсь, то если вдруг меня станет здесь кто-то искать или что-то выведывать — хозяин не сознается, что знает о моём существовании даже под пытками. Во всяком случае, не сразу. А все известные ему сведения на интересующую меня тему, он охотно поведает во время ужина, добавив к этому кучу ненужной информации.

Корд неодобрительно на меня косился, глядя, как я непринуждённо болтаю с корчмарём. И зачем я вообще потащил с собой этого сопляка, ничего он не смыслит. Хотя, потому-то и потащил — пойди он один, такого бы натворил, на десяток легенд об ужасных лесных хватило бы.

К сожалению, корчмарь не знал ничего конкретного о находящихся в Гавани лесных . Слышал, что кто-то продавал рабов из числа вышедших из Леса, но подобные слухи возникают регулярно, обычно это оказываются просто какие-нибудь уродцы. Но хозяин клятвенно заверил, что непременно выяснит все подробности, и если в Гавани есть хоть один лесной , узнает, кому он принадлежит и сообщит мне. О причинах моего интереса к лесным корчмарь не спрашивал — в Гавани любопытство считается за единственный грех, зато даже не смертный, а буквально смертельный. А что он там подумал о моём стремлении к экзотичным развлечениям — это его дело.

— Ну и что проку было с твоей болтовни? — прошипел Корд, как только мы вышли на улицу. — Только раззвонил о том, кого мы ищем…

— Я узнал, что молодняк захватили в рабство, — спокойно перебил его я. — И если купивший кого-то из них, желает своё приобретение перепродать — корчмарь устроит нам сделку.

— Ты собираешься покупать наших братьев и сестёр?! — возмутился юнец.

— А ты планировал перерезать всю Гавань и с боем прорываться к Лесу через всю армию храмовников? — полюбопытствовал я. — Оставим твою идею в качестве плана «Б».

— И куда мы сейчас? — обиженно буркнул Корд.

— На рынок рабов.

На рабском рынке торговля шла довольно вяло. Не было ни криков зазывал, ни торгов с аукциона, рабов не заставляли расхаживать по помосту, выставляя на показ покупателям свои достоинства. Покупателей тоже было не очень много и никаких праздношатающихся гуляк — для Гавани торговля людьми была обыденным и повседневным делом и ни у кого не вызывала ажиотажа. Меня это не удивляло, я был в Гавани не впервые, случалось наведаться сюда и во время праздников — как ежегодных, так и торжеств по поводу удачного набега на какой-нибудь караван или город, что, впрочем, случалось редко. Вот тогда рабский рынок преображался — благо любой налёт означал захват пленных, а соответственно и широкий ассортимент, а к регулярным праздниками готовились заранее, приберегая лучшее, чтобы сбыть по тройной цене — и выглядел именно так, как представляется большинству обывателей, никогда здесь не бывавших.

Корд рассматривал помосты, надеясь заметить кого-нибудь из сбежавшего молодняка, но я понимал, что пленного лесного не поставят в один ряд с рабами-людьми — да они и сами не стали бы стоять спокойно, подняли бы шум и панику, всё же пропаганда инквизиции глубоко сидела в умах. Сам я больше внимания обращал на поведение покупателей — в каком направлении движутся, где проходят не глядя по сторонам, а где задерживаются. Пленные лесные не попали бы к мелкой сошке, их в любом случае перепродали бы крупному торговцу, и его вполне можно было расспросить, кому он их продал или где держит, если решил придержать до праздничных торгов. А уж убедить его отвечать на вопросы я сумею. Среди инквизиторов бытует фраза, что в руках у экзекуторов даже статуя запоёт — продолжая метафору, скажу, что в моих руках эта статуя ещё и танцевать будет, если понадобится. Конечно, подобные методы не доставляют мне удовольствия, в отличие от большинства храмовых экзекуторов, но ради выполнения дела рука не дрогнет.

Вскоре я подметил, в каком ряду наблюдается наибольшее столпотворение. Хотя никто из покупателей не задерживался там настолько, чтобы успеть совершить сделку, но многие стремились пройти мимо, некоторые и по два раза, старательно делая вид, что идут в совсем другое место и просто решили срезать путь.

— Там кто-то из наших беглецов, — уверенно указал я Корду. — Не дёргайся, действовать буду я. Прикрывай меня, изобрази телохранителя.

Мы направились к примеченному помосту. Корд держался на шаг позади меня, положив ладонь на рукоять меча на поясе и бросая угрожающие взгляды на всех, кто оказывался поблизости. Жители Гавани бывают двух типов: умеющие верно оценивать людей и мёртвые, а вид Корда недвусмысленно выражал смертельную угрозу, так что перед нами мгновенно образовался коридор свободного пространства, ведущий к помосту.

Работорговец при нашем приближении встал и оскалился в щербатой усмешке, по его мнению, вероятно, выражающей высшую степень приязни.

— Я вижу, господа ищут что-то особенное, — провозгласил он. — И намерены покупать, а не глазеть. — Он покосился на быстро рассасывающуюся толпу. — И вы пришли куда нужно!

Он потянул цепь, которую держал в руке, выдёргивая вперёд забившуюся в угол девушку. На ней была надета короткая рваная хламида, не скрывающая синяки и ссадины на руках и ногах, на лице тоже были заметны следы побоев. Ноги пленницы от щиколоток до колен покрывал густой мех, бывший некогда оранжевым, а теперь побуревший от крови и грязи.