Кен Лю - Потаенная девушка

Почти все в толпе ростом выше тебя, и именно так ты понимаешь, что ты ребенок. Посмотрев вниз, ты видишь на своих ногах желтые пластиковые шлепанцы, украшенные портретами диснеевской Белоснежки. Липкая грязь при каждом шаге грозит стащить их с ног, и ты гадаешь, быть может, они что-то для тебя значат – дом, безопасность, спокойную жизнь, полную фантазий, – и поэтому упорно не желаешь с ними расстаться.

В правой руке ты держишь тряпичную куклу в красном платье, расшитом незнакомыми буквами-закорючками. Ты сжимаешь куклу, и ощущения говорят тебе, что она набита чем-то легким и шуршащим (возможно, семенами). За левую руку тебя держит женщина с младенцем за спиной и свернутыми одеялами в другой руке. Ты думаешь, что твоя малышка-сестренка еще слишком маленькая, чтобы бояться. Она смотрит на тебя своими черными обожающими глазками, и ты улыбаешься, подбадривая ее. Ты сжимаешь руку матери, и она отвечает тебе тем же – рука у нее теплая.

По обеим сторонам от тропы ты видишь беспорядочно расставленные палатки; одни из них оранжевые, другие – голубые; они заполняют поле до самых джунглей, на полкилометра. Ты не можешь точно сказать, то ли одна из этих палаток была твоим домом, то ли вы просто проходите мимо.

Фоновой музыки нет, как нет и криков экзотических птиц Юго-Восточной Азии. Вместо этого твой слух заполнен взволнованными голосами и криками. Язык ты не понимаешь, однако напряжение в голосах говорит тебе, что это призывы к близким – не отставать, к друзьям – быть осторожными, к престарелым родственникам – не спотыкаться.

Над головой проносится пронзительный вой, и поле впереди и слева взметается огненными взрывами, более яркими, чем рассвет. Земля вздрагивает; ты падаешь в скользкую грязь.

В воздухе опять звучат завывания, и новые снаряды взрываются вокруг, отчего у тебя трясутся кости. В ушах стоит звон. Мать подползает и накрывает тебя своим телом. Благословенная темнота отрезает хаос. Громкие, пронзительные крики, проникнутые ужасом. Наполненные болью стоны.

Ты пытаешься сесть, однако неподвижное тело матери прижимает тебя к земле. Ты напрягаешься, сдвигаешь ее тяжесть и выбираешься из-под нее.

Затылок матери превратился в кровавое месиво. Твоя малышка-сестра лежит на земле рядом и плачет. Повсюду вокруг люди мечутся в разные стороны, кто-то пытается захватить с собой свои пожитки, но брошенные тюки и чемоданы валяются по всему полю рядом с неподвижными телами. Со стороны лагеря доносится ворчание двигателей, и сквозь буйную колышущуюся растительность ты видишь колонну солдат в камуфляже, с оружием наготове.

Какая-то женщина указывает на солдат и кричит. Кто-то останавливается и поднимает руки.

Раздается выстрел, следом за ним другой.

Подобно опавшим листьям, гонимым порывом ветра, толпа бросается врассыпную. От ног пробегающих мимо людей грязь летит тебе в лицо.

Сестренка плачет еще громче. Ты кричишь «Стойте! Стойте!» – на своем языке. Ты пытаешься ползти к малышке, но кто-то спотыкается о тебя и падает, придавливая тебя к земле. Ты пытаешься руками защитить голову от бегущих ног и сворачиваешься в клубок. Кто-то перепрыгивает через тебя, другие пытаются, но неудачно, и больно ударяют тебя.

Новые выстрелы. Ты выглядываешь сквозь пальцы. Тут и там фигуры падают на землю. Пространства для маневра в бегущей толпе нет, и там, где упал один человек, тотчас же образуется целая куча упавших. Все толкают, пихают, стараясь поместить кого-нибудь – все равно кого – между собой и пулями.

Нога в облепленном грязью кроссовке резко опускается на твою спеленутую сестренку, ты слышишь леденящий душу хруст, и ее плач резко умолкает. Владелец кроссовка задерживается на мгновение, но затем неудержимая толпа увлекает его вперед, и ты теряешь его из вида.

Ты кричишь, но тут что-то с силой ударяет тебя под дых, и ты теряешь сознание.

Учащенно дыша, Тан Цзяньвень сорвала с себя гарнитуру. Трясущимися руками она расстегнула молнию иммерсионного костюма. Ей удалось наполовину стянуть его с себя, но затем она полностью обессилела. Свернувшись в клубок, Цзяньвень лежала на столе, способном перемещаться во всех трех плоскостях. Следы от иммерсионного костюма на ее мокром от пота теле блестели темно-красными полосками в слабом белесом свечении компьютерного экрана – единственного источника света в темной квартире-студии. Какое-то время молодая женщина старалась отдышаться, затем начала всхлипывать.

Хотя глаза у Цзяньвень были закрыты, она по-прежнему видела мрачное выражение лиц солдат, кровавое месиво, в которое превратилась голова ее матери, изуродованное тело малышки, затоптанной насмерть.

Перед тем как надеть иммерсионный костюм, девушка отключила систему безопасности и удалила амплитудные фильтры из схем, отвечающих за боль, рассудив, что будет неправильно воссоздавать ужасы, выпавшие на долю беженцев из Муэртьена, ограничив восприятие боли.

Аппарат виртуальной реальности предназначался для наиболее полного воспроизведения чувства сострадания. Ну разве можно сказать, что она побывала на месте этих несчастных, не испытав всего того, что довелось пережить им?

В щель между занавесками проникал свет ярких неоновых огней ночного Шанхая, рисующий на полу резкие, беспощадные радуги. Здесь переплетались виртуальное богатство и реальная алчность мира, безразличного к смерти и боли в джунглях Юго-Восточной Азии.

Цзяньвень порадовалась тому, что не смогла позволить себе еще и приставку, воздействующую на систему обоняния. Медный запах крови, смешанный с гарью пороховых газов, доконал бы ее раньше времени. Запахи воздействуют на самые потаенные глубины мозга, пробуждая первобытные чувства, подобно мотыге, которая разбивает онемевшие комья современности, открывая копошащееся розовое месиво раненых дождевых червей.

Наконец Цзяньвень встала, полностью стянула с себя иммерсионный костюм и заковыляла в ванную. Она вздрогнула, услышав гул воды в трубах, напомнивший шум приближающихся сквозь джунгли двигателей. Даже под горячими струями душа девушка поежилась от холода.

– Нужно что-то сделать, – пробормотала она. – Мы не можем этого допустить. Я не могу этого допустить.

Но что она могла сделать? Мир практически не обращал внимания на войну центрального правительства Мьянмы с повстанцами из числа представителей национальных меньшинств, проживающих у границы с Китаем. Соединенные Штаты – мировой жандарм – молчали, так как хотели посадить в Нейпьидо [24] Нейпьидо – город, с 2005 года столица Мьянмы, бывш. Бирмы ( прим. пер. ). проамериканское правительство, которое можно будет использовать как разменную фигуру в борьбе с растущим китайским влиянием в регионе. С другой стороны, Китай стремился переманить правительство в Нейпьидо на свою сторону инвестициями и совместным бизнесом, и заострение внимания на убийстве бирманскими солдатами этнических хань (а по-простому китайцев) никак не вязалось с интересами «Большой игры». Сообщения о происходящем в Муэртьене подвергались строгой цензуре со стороны китайских властей, опасающихся того, что сочувствие беженцам может перерасти в оголтелый национализм. Журналистов в лагеря беженцев по обе стороны границы не пускали, словно это была какая-то постыдная тайна. Свидетельства очевидцев, видеозаписи и вот этот файл виртуальной реальности приходилось тайно переправлять в зашифрованном виде через крошечные отверстия, проделанные в этом «Великом брандмауэре» [25] Непереводимая игра слов: брандмауэр (система, образующая границу между двумя сетями с целью защиты от несанкционированного проникновения) – по-английски дословно «пожарная стена»; отсюда отсылка к Великой Китайской стене ( прим. пер. ). . В то же время на Западе всеобщее равнодушие действовало эффективнее любой официальной цензуры.