Максим Новожилов - Страна Со Шрамами: Крах Последней Империи

– Ты мне вот скажи, Вань, – бормотал Ерофеев, жуя тушёнку. – Каково это? Быть старшиной роты. Если копыта не протяну, то через год-другой могу проситься на твою должность.

– Да как тебе сказать, мужик. В любом деле есть свои плюсы. А есть и жирные минусы, – Иван налил ещё по одной. – Ну давай, за спокойные рубежи. Чтобы не знали мы горя, – он поднял рюмку, немного взболтал и быстро влил в рот. Старшина взял свой походный нож, отрезал ломоть хлеба из солдатской пекарни и намазал сверху кусок тушёнки, присыпав солью. – Вот смотри, Дань. Нахуя мы с тобой вообще здесь находимся? Не для того, чтобы на рыбалку ходить на наше озеро по выходным, верно? Мы напросились сюда за быстрой выслугой.

– Да, согласен. Ну… У меня был выбор. Либо оставаться в рабочих, либо в Гвардию, – он выпил свою рюмку и закусил овощными консервами. – Я же родом из глухой деревни. Всего-то пять километров от южной Границы. Малым ещё был, всех нас переселили в продкомплекс. Там тихо, спокойно, но… Делать там нечего, прямо скажем, совсем. Нет, вру, мужик. Ты можешь в земле ковыряться по четырнадцать часов, шесть дней в неделю. Ты можешь записаться в стройотряд и уехать хуй поймёшь в какую глушь. Что там, что там, ты – никто, и звать тебя никак. Получай прод норму по талонам. Говно такое, что собаки морды воротят. Обменивай трудочасы на позорную одежду с обувкой. А после сорока лет труда и страданий, если раньше не подохнешь, тебя списывают, оставляя за тобой ежемесячную минималку. А назвали-то как достойно. «Гарантированное довольствие по старости». А по факту – тот же самый прод паёк по норме и комплект одежды раз в год. Чёртовы морды кабинетные. Могли бы и по другому это назвать. «Сдохни с голоду, если скука с херовой жизнью не убьют тебя раньше». Или же, поступи разумно. Сходи на призывной пункт, чтобы остаться человеком.

– Я тоже так выбирал когда-то, – Иван выскреб остаток тушёнки на ломоть хлеба, поставил перед собой пепельницу и закурил. – Ты знаешь, не помню, рассказывал или нет. Вырос я в трудовом интернате. Вон, в нашем городке, – он встал, открыл окно и вернулся за стол. – Нам было по шесть лет. В один день пропали родители. Как сейчас помню. Засыпали мы с Колькой в своих кроватях, когда у бабки гостили. А проснулись уже по дороге в РайКом Партии. Так в интернате и оказались. Нам воспитатели байки рассказывали. Будто родители пошли служить в секретные ведомства. И потому не приезжают к нам. Когда нам стукнуло по семнадцать, мы с Колей думали, гадали, куда нас распределят. На какой завод, или на стройку куда отправят. Разлучаться не хотели, сам понимаешь. И мы узнали такое, после чего мы с братом твёрдо решили, что хотим служить, – Иван заморгал намокшими глазами, хрустнул кулаком и потёр веки.

– Мужик. Ты чего? Рассказывай, что там было.

Иван убрал скупые слёзы, тоскливо выдохнул и продолжил: – Одним вечером, мы с пацанами бутылку водки раздобыли в городе. После отбоя собрались в библиотеке. Товарищ за библиотекой присматривал, а мы к нему, якобы, в помощь напросились на ночь. И были у товарища ключи от хозяйственных комнат. Мы выпили, дождались, когда уснёт завхоз и залезли в архив. Всем было интересно посмотреть свои личные дела. Может там поправить чего, чтобы пристроили куда в местечко получше. И мы с Колей нашли свои папки… – Иван замялся и пустил скупую слезу. Он посмотрел сержанту в глаза и со скорбью сказал: – Убили родителей… Они возвращались из соседнего посёлка, там где металлокомбинат. На лесной дороге их машину остановили неизвестные. На других бумагах были постановления из судов и от следователей. Там сказано, что родителей убили эти партизаны сраные. Чтобы машину отобрать. Потом и бабка наша слегла, как узнала эту новость. А через пару дней померла. Так было написано в архивах. Столько лет мы жили и не знали, почему мы в интернате, а не со своей семьёй. Почему нам врали воспитатели? Наверное, чтобы не расстраивать. Мы с братом не знали как жить с этим.

– Мне очень жаль, Вань. Почему ты это не рассказывал раньше?

– Не люблю это вспоминать, – Иван затянулся папиросой, протёр глаза и продолжил: – Так вот. В конце той весны приехали купцы ото всех ведомств, отбирали кого куда направить. Был среди них один, никогда его не забуду. Глаза горят, смотрят прямо в душу. Чёрная форма, значок вот тут, – он потыкал пальцем чуть выше сердца, – шевроны, погоны капитана. Мы с братом, не думая, к нему подходим. И вот спустя… – он посмотрел в потолок и загибал пальцы. – Десять лет, у меня есть где жить, что пить и есть. Так что, быть старшиной роты разведки Гвардии – одно удовольствие, дорогой мой. Любой серый комбинезон перед тобой на задних лапках скачет, бабы из аграрки к себе часто зовут. Думают, что расписаться кого из них позову и вытащу с земли.

– Ты мне вот что скажи. Ты не пошёл вместе с Колей в Гвардейское Офицерское Училище после учебки. А остался в личном составе дослуживаться. Почему?

– Нууу… Колька хотел в столице побывать. Прошёл отбор, поступил, доучился и получил свои две звезды на плечи. Как его учёба закончилась, – он перевёлся в нашу часть. А мне и со старшинскими полосками хорошо живётся.

– Я долго голову ломаю. Ты как вообще к бабам из аграрки лазаешь? Если СС поймает, то вернёшься туда, откуда пришёл. Чёрную форму отберут и дадут грязный серый комбез.

– Не поймает. Наш Фадеев тоже туда ходит. Мы, бывает, и пьём всей компанией. Ну а как ты хотел? Бабу хочется, а расписываться – нет. Не вижу среди них тех, с кем можно и нужно создавать семью. Кстати. Почему я вообще попросился на границу. Тут всем на тебя насрать, делай что хочешь. Это в столице за любой косяк тебя могут оставить с голым задом, а то и в расход пустить. К тому же, на границах выслуга идёт быстрее, можно поучаствовать в боевых. Либо прочёсывать лес и искать партизанские землянки.

– А тебе не страшно в лес ходить? Получить пулю – такое себе удовольствие, знаешь ли.

– Страшно. Но очень интересно. Для меня это что-то вроде охоты. Только у этого зверя две ноги, крыльев нет, и мозгов побольше. Хотя в последнем, я не уверен… Знаешь? Когда ты заходишь в чащу и постоянно думаешь, что под ногами может быть растяжка, а за кустом сидеть партизан – тебе страшно… Но когда вспоминаешь, как ты с братом, спина к спине от старшаков отмахиваешься, и понимаешь кто виноват, что ты в ебаном интернате – страх пропадает сразу… Ты как волк идёшь на запах, увидел поломанную веточку или примятую траву и знаешь, где эта мразь может прятаться. Выследил… Подкрался… Прицелился… Пуххх… Ненавижу я их. Как вспомню те документы в архиве… Ненавижу! Чтоб они подохли все!

– Соберись, мужик. Я всем сердцем тебе соболезную… Но, так или иначе, мы потеряли пятерых на нашем участке застав за месяц. И боюсь, что это не конец, Вань. Не спроста партизаны коммуникаторы вырезают на месте. Чтобы не могли отследить. Пацанов уводят в лесные заставы и там допрашивают, зуб тебе даю. Не иначе как готовятся напасть и продвинуться вглубь Империи. Ты помнишь что было в том году?