Александр Руджа - Говоруны

– Она мне нравилась.

– Я сказал: даже не упоминай. Духу её больше здесь не будет.

«Это вряд ли».

– Что?! – Бад вскочил, едва не перевернув стол. В ирландском акценте зазвучали панические нотки. – Кто это сказал?

– Кур-рва мать! – тут же сориентировался Лоло. Лейтенант помотал головой, глядя на побагровевшего десантника. Мозговые волны у того скакали, будто линии на экранчике осциллографа, дыхание со свистом вырывалось из могучих лёгких.

– Я ничего не слышал. Присаживайся, ночь только выползла из подгузников, а у меня ещё остались вопросы. Чем закончилась история с туалетным импрессионистом? Вы поймали его и разъяснили недопустимость такого поведения?

– Нет, Гидрар пустил его на компост, – Бад всё ещё подозрительно озирался, но его мозговые волны удлинились, напряженность спадала. – Ты же знаешь, он бежал из будущего, хотя и не говорит, какого именно. Утверждает, что прибыл сюда в поисках справедливости, хотя нам однажды удалось поймать радио межреальности, где говорилось о награде за его голову… так вот, нашего Гидрара разыскивают за дезертирство и терроризм. Что и неудивительно, стоит узнать его поближе.

Двери бара распахнулись и в страхе прилипли к стенам. Внутрь шагнули три грузных силуэта, в которых не было ни капли краски – только тьма и с десяток оттенков серого. Пространство вокруг искрило, поскрипывало и сжималось, словно они находились в центре ускоряющегося континуума. Закутанные в одинаковые плащи, украшенные двумя черепами на левом плече, фигуры были странными и даже страшными. Пугал их не столько внешний вид – таких можно было увидеть в любом ночном баре и на любой помойке – сколько застывшее, как на фотографиях начала XX века, выражение на лицах. Мужчины сжимали в руках скорострельные пистолеты «Стечкин-Браунинг» с массивными медными рукоятками, их движения были стремительными и плавными и вызывали ощущение гипнотического транса.

– Кто это? – спросил Лейтенант у Бада, на которого все это действо не произвело ни малейшего впечатления. Там, откуда он прибыл, таких парней пачками ели на завтрак.

Десантник хмыкнул.

– Братва. Можно сказать, местные злые духи. Бесы смутных времен.

– А что это вокруг них?

– Бумер. Коллективное бессознательное считает, что братва перемещается только внутри «бумеров» – что бы это ни было. А коллективному бессознательному приходится подчиняться, даже если ты злой дух.

Вооруженные воплощения организованной преступности приблизились к их столику.

– Братишка, ты не платишь за крышу, – прогудела центральная фигура. – Так она и протекать начнёт.

Бад не повернул головы.

– Знаешь, Лейтенант, – сказал он задумчиво, – у меня тут недавно возник небольшой казус с моей выпиской из представителей Homo Sapiens . Мне недавно нагадали, что их посольство намерено экстрадировать меня подальше от цивилизованного мира.

– Снова твои любимые путешествия во времени, – отозвался ковбой. – Не доверяй кроманьонцам, вот мой совет. Они практикуют каннибализм, хотя на голубом глазу и утверждают обратное.

Десантник глубоко вздохнул. Волна перегара вздыбила плащи у замерших братков. Глаза у них начали светиться мутным оранжевым светом, как фары продвигающегося сквозь туман троллейбуса.

– Тяжело жить, когда ни хрена не понятно, – пожаловался Бад. – Чувствую себя отважным следователем посреди забитого гей-клуба. Темно, потно, и вокруг всякая херня происходит. Ну-ка, что это у нас, отверстие от пули? Сунул руку – а нет, не совсем…

– Ты совсем наглость потерял, щенок? – прорычал центральный бес, задирая руку с оружием. Пространство ещё больше исказилось, словно он был маленькой чёрной дырой, и попавший на него свет не мог вырваться из смертельной ловушки. Приблизительно так оно и было: остановленные в стазисе за долю секунды до своей физической смерти, бандиты бесконечно переживали замкнутую петлю из бессмысленных жизней. Лет через сто объективного времени они обычно сходили с ума. У бога оказалось славное чувство юмора – немного тёмное, как у любого разочаровавшегося в мире циника, но с той здравой мерой справедливости, что отличает по-настоящему глубокие натуры.

Бад сунул руку за пазуху, вынул оттуда обрез ТП-82 «Самоед» и не глядя пальнул в братков. Стволы плюнули огнем, и голова одного из быков разлетелась на куски, ноги второго подкосились, не в силах удержать обмякшее туловище, а главарь захрипел окровавленными остатками горла и кулем свалился под стол. Тридцать второй охотничий калибр, конечно, не картечь, но на близком расстоянии против тупых бесов показывал себя хорошо.

– Для космонавтов выпускалось в Советской России, – пояснил Бад удивлённому Лейтенанту, пряча оружие. – Чтобы отстреливаться от пиратов и медведей. Тогда ими любая межпланетная станция кишмя кишела 12 12 Трёхствольный пистолет ТП-82 действительно выдавался советским и российским космонавтам для защиты от диких зверей в случае приземления в безлюдной местности. .

Завсегдатаи бара на миг притихли от неожиданности, но в следующий момент сгрудились над телами: считалось, что личные вещи братков приносят счастье. Правда, на этот раз ничего, кроме каких-то мелочей вроде флаеров ночного клуба «Хуа Хонг», чужих орденских колодок или цветных камешков в карманах мертвецов не оказалось. Тела выносить не стали: всё равно развеются мороком через час-другой.

– Ух, – выпучил глаза Лейтенант, глядя Баду за спину. – Ух!

Со второго этажа медленно спускалась в общее пространство незнакомая девушка. Впрочем, нельзя было исключать, что она была здесь всегда, а Лейтенант позорно проспал её появление. С другой стороны, спал он в последнее время так мало и нерегулярно, что произойти могло всякое. Если говорить коротко, девушка отдаленно напоминала «Титаник» на рейде: даже едва двигаясь, она всё равно создавала заметные волны и привлекала внимание. Сидя в глубине зала, Лейтенант слышал, как потрескивало статическое электричество в её волосах.

Красота – понятие относительное. Но эту девушку признал бы безоговорочно красивой даже африканский павиан. Прямые, чёткие линии лица могли поспорить с мрамором греческих статуй, волосы отливали благородным багрянцем, а обведённые чёрной тушью глаза были полузакрыты, словно их хозяйка находилась в трансе. Одета она была в странную смесь наряда охотницы на ведьм и танцовщицы из кабаре, кожаная курточка заканчивалась чуть выше середины бедра, ничего особенно не скрывая. Чулки-сеточки и туфли на дьявольски высоких каблуках довершали картину – даже проплывающий мимо воздух, насыщенный пьяным дыханием и дымом сигар, постанывал от восхищения. А её улыбка, вероятно, обладала способностью обратить в горячий пар целый айсберг или убедить закоренелого маньяка принять католичество.