Александр Тюрин - Отечественная война 2012 года. Человек технозойской эры.

Это всего лишь техманн хозяина виллы.

— И если бы я был человеком, то безусловно бы погиб! — донеслось откуда-то с пола.

Рука техманна легко загнулась ему за спину и, вытащив ассегай из пробоины, бросила его в меня.

Негр резко наклонил голову вправо и зулусское копье, просвистев около уха, поразило эбенового божка.

— Зря ты обидел богов, — сказал Негр голосом оскорбленного жреца.

Я видел, что техманн атакует, а Негр в перескоке уходит от атаки. Все происходящее было странной смесью моих ощущений и не-моих действий. Негр упал на руки, его лицо застыло в тридцати сантиметрах от циновки, пахнущей травой и морскими водорослями. Нога техманна рассекла воздух над макушкой Негра, словно заточенный конек фигуриста.

Негр удачно воспользовался миллисекундной паузой, которая нужна была безголовому «фигуристу», чтобы вернуться в позицию для следующего удару.

Я не без удивления и, прямо скажем, с гордостью наблюдал за чередой стремительных действий Негр. Удар врагу в бок — слышен хруст; пинок коленом во вражеский живот — доносится хлюпанье. Но, когда Негр должен был влепить свой локоть в грудь техманна, тот поднырнул под атакующую руку и сыграл роль рычага. Получив мощный толчок, Негр вылетел в окно.

Если точнее, вылетел я, эффект отчуждения уже пропал.

В фильмах положительный герой вылетают в открытое пространство в режиме «временной лупы» — для пущей красоты в нимбе из сияющих осколков стекла. Осколки, конечно, не причиняют герою никакого вреда, словно тот сделан из гранита.

Я, очевидно, не был таким уж положительным героем. Окно под натиском моего летящего тела лопнуло, резанув в районе шеи и правой руки. И, едва я плюхнулся в лагуну, меня подхватило искусственное течение — поток управляемой магнитной жидкости понес мое тело прочь от виллы.

Всё закономерно, незваный гость получил заслуженный пинок под зад. Из потока не вырваться, Жидкость, мало похожая на воду, была трясинно-вязкой. Кровь, вытекающая из раненой руки, не растворялась, а чертила трассу, состоящую из красных шариков. Я лишь старался не утонуть. Это было всё сложнее, поток ускорялся и вскоре стал заливать меня с головой. При такой динамике я удержусь на плаву едва ли еще пять минут. Однако и пяти минут у меня в запасе не было…

Марево рассеялось и передо мной вздыбилась огромная волна, настоящее цунами. Вот она уже надо мной. Но меня не захлестнуло, а потащило вверх.

Несколько секунд шарики-ролики в моей голове перенастраивались. Никакая это не волна — на искусственных космических телах сразу ничего не поймешь — просто я доплыл до края таитянской «сковородки», который вздымался под углом в сорок пять градусов к плоскости лагуны. Еще одна скоротечная перестройка мозгов и край стал для меня горизонталью, а вот сзади поднялась водяная стена, на которую лучше не смотреть, а то обделаться можно — так представлялась теперь таитянская лагуна.

Вперед смотреть тоже страшно, там конец сковородкообразного мира. Совсем, как на миниатюре из средневековой книжки. На самом краю — алмазный кристалл небосвода, за ним бездна, в которой плавают звезды, похожие на глаза глубоководных хищников.

Вместе со мной на край мира плывет всякий мусор, начиная от обрывков туалетной анимэ-бумаги и кончая кусками пленочных дисплеев, которое все еще показывают рекламные мультяшки. Над головой жужжат то ли мухи-мутанты, то ли роботы-инсектоиды.

Я думал, сейчас врежусь башкой в небосвод, я уже видел на этой алмазной стене свое отражение, поэтому вытянул руки вперед. Но отражение исчезло, а в небосводе раскрылся люк — и я вместе с мусором оказался в шлюзе, в промежуточном пространстве между жизнью и смертью. Уютная теплая емкость острова осталась позади…

Давление начинает падать. Боль, расширяясь, выходит из глубины груди. Наверное, у меня есть несколько секунд на то, чтобы вспомнить свою биографию, если не всю, так что-нибудь особенно хорошее. Однако всё хорошее — даже утехи с юными девами Машей и Мариной — словно уже не имеет никакого отношения ко мне.

Быстро отекают, превращаясь в бутылки мои руки и ноги; набухают, приготовившись разорваться, легкие. Еще немного и боль наполнит меня всего, а потом разнесет мое тело, как газетную бумагу.

Грудь заливается мокротой, из-за которой я начинаю захлебываться, глаза затягиваются тяжелой багровой мглой, в голове что-то бьет изнутри молотками; и вдруг — толчок ветра. Я тщетно цепляюсь пальцами за глянцевые жирные поверхности. Боже, меня выносит наружу, в ад!

Какая-то лепешка шмякнулась мне в лицо и залепило всё, за исключением левого глаза.

Ручейки кислорода чистили мои легкие; маска, налипшая на лицо, впитывала извергавшуюся из моих дыхательных путей мокроту — а я кашлял как Зевс Громовержец. Одним глазом я видел, как техманн хозяина, похожий сейчас на здоровенную бабочку, натужно машет своими крыльями, сотканными из кремниевых нитей. Он вытаскивает меня и себя обратно к свету. В какой-то момент света стало слишком много, его излучал виртуальный многогранник, похожий на граненый стакан. Я увидел свое изображение на одной из граней, и схемы своего тела на других гранях. Некоторые схемы были тревожно красного цвета. А потом стакан треснул и от его резкого звона я перестал что-либо соображать…

Сегодня катался на катамаране по акватории виллы. На обратном пути попал в почти настоящий шквал. Раны на шее и плече залеплены «второй кожей» и не мешают мне управляться с гиком и парусом.

Вокруг меня идеальный курортный мирок. Жидкомагнитные потоки, напоминающие морских змей, снабжают виллу, вернее ее матсборщики, всем необходимым. Пару раз в сутки с неба, точнее, с ползущей по небосводу электростанции падает молния и заряжает аккумуляторы Нановилля.

Меня не сдали в полицию, даже не побили. Более того, весь Нановилль подвластен моей воле. Молекулы, из которых он состоит, работают как маленькие машинки, которыми я управляю через открытые для меня интерфейсы. Достаточно несколько нажатий пальцев на клавиши вездесущей виртуальной клавиатуры, мигом сработают процессоры на сверхпроводящих джозефсоновских контактах и на месте пальмы может возникнуть баобаб. Обратиться снова в пальму — тоже пожалуйста. Не то, чтобы мгновенно, однако всё будет достаточно быстро, как в мультике.

Я могу превратить полинезийский дом в готический замок (как раз в шкафу стоит техманн хозяина с собственной головой в руках), могу сделать небо серым, воду свинцовой, а катамаран дракаром. И даже могу сотворить горный хребет. Горы, конечно, бутафорные, однако как фоглетовый аэрозоль — вполне материальные. Я могу и то и се, но это — не моя свобода. Все эти превращения и прочие чудеса, за которыми стоят миллиарды матсборщиков, наноактуаторов, фоглет, атомных силовых матриц, созданы под одного типа, который зовется Андреем Грамматиковым. Он, конечно, хитрый и жадный как сто рокфеллеров, но такой же тупой раб модных прибамбасов, как и простая домохозяйка…