Сергей Магомет - Великий полдень. Роман

– Ничего вы меня не спасли, – возразил он. – Я сам в сани прыгнул. Я очень ловкий.

– Конечно, ты очень ловкий, Володенька, – сказала Майя, начиная сердиться. – Только ты нам все-таки расскажи, что там детвора задумала. Мы не проболтаемся.

– Ладно, – покладисто согласился он, – только хорошо пообещайте!

Альга снова передернула плечами и отвернулась к окну.

– Конечно, мы никому не расскажем, – ответила за всех нас Майя.

– Так вот, – сказал дядя Володя и, выдержав долгую паузу,– когда зашел об этом разговор, то есть кто кого предпочитает, Косточке, как самому главному, конечно принадлежало право выбирать первому. Он заявил, что возьмет себе ее – Альгу.

– Подумать только, – засмеялась Майя, – какой разборчивый мальчик!

– Очень смешно, – усмехнулась Альга.

– А что ты думаешь, Альга, еще неизвестно, как все сложится, – улыбнулся я, – дети растут так быстро…

Девушка промолчала.

– А вот твой Александр, Серж, выбрал Майю, – сообщил дядя Володя.

– Меня? – воскликнула Майя. – Надо же!

– Гм-м, странно… – удивился я и задумался. – То есть я хочу сказать, было бы гораздо логичнее, если бы он выбрал, например, Зизи. Они как раз почти ровесники. Ну а Зизи, она-то, я думаю, выбрала моего Александра? – пробормотал я.

– А вот и нет, – сказал дядя Володя. – Зизи твердо выбрала тебя, Серж. Ты же у нас теперь почетный гражданин!

– Ай да маленькая Зизи! – снова засмеялась Майя. – Я бы тоже тебя выбрала, Серж!

– И я, – снова усмехнулась Альга.

– Ого, почетный гражданин пользуется успехом, – заметил дядя Володя.

– Разве мы его с тобой не поделим, Альга? – еще больше развеселилась Майя.

– Как же ты предлагаешь его делить?

– Не знаю, может, тело отдельно, душу отдельно?

– Или того и другого понемножку?

– Вот бессовестные! – стал урезонивать девушек дядя Володя. – Что за шутки такие! Наш почетный гражданин – все же женатый человек и семьянин примерный.

– Да, это серьезный недостаток, – согласилась Майя. – Значит придется заняться тобой, Володенька!

– Покорно благодарю! Чтобы Папа меня прибил? Нет уж, девушки, лучше, как говорится, рубите сук по себе.

– Почему? Папа к тебе прекрасно относится, – смеясь, возразила Майя. – Даже ни разу не обозвал тупым. Наоборот, говорит, наш чудак – смышленый.

– Давай, Володенька, не теряйся! – поддержал я.

– Ну что ж, – серьезно кивнул дядя Володя, – я подумаю…

– Вот наглец, он еще думать будет! – тут же возмутилась Майя и, схватив его за плечи, принялась тормошить. – Да ты должен был захрюкать от счастья!.. Надо его хорошенько проучить! – заявила она, нахмурив брови, но не выдержала и рассмеялась. – Отодрать за уши!

– Оттаскать за кудряшки! – добавила Альга, присоединяясь к подруге.

Дядя Володя жалобно застонал. Я попытался вступиться за него, и тогда девушки набросились на меня. В пылу борьбы кто-то нечаянно толкнул дверь распахнулась, и мы кучей-малой вывалились из саней прямо в глубокий сугроб. К счастью, кортеж уже успел разделиться и разъехаться по семейным вотчинам. Несколько саней, в том числе Папины сани и те, в которых приехали мы, как раз остановились перед стилизованным помещичьим особняком. В ночи особняк выглядел сверкающим сказочным дворцом с колоннами, открытым балконом и флигелями. Перед парадным крыльцом красовалась славная новогодняя елка, богато украшенная золотыми яблоками и орехами.

Я выбрался из сугроба, помог подняться девушкам и охающему дяде Володе, отряхнулся от снега и перевел дух. На душе у меня сделалось так хорошо, что я инстинктивно огляделся: не привлекаю ли я к себе внимания… Нет, никто ничего не заметил. Видно, дразнящее и упоительное чувство было запрятано достаточно глубоко. Я уж и припомнить не мог, когда меня в последний раз пронзала влюбленность. Да что там: именно любовь!

– Ой, холодно! Холодно! – взвизгнули девушки.

Еще бы! Они были в одних туфельках, и даже длинные пышные шубки, в которые они зябко кутались, не спасали от такого мороза.

– Скорее бежим в дом! – крикнул я и, подхватив девушек под руки, потащил к ярко освещенному крыльцу.

Дядя Володя заковылял следом. Несмотря на то, что до дома было каких-нибудь полсотни метров, а снежная дорожка вдоль аллеи, по которой мы бежали, была утрамбована так крепко, словно была покрыта асфальтом, мне показалось, что мы преодолеваем безвоздушное космическое пространство, где царит абсолютный холод, а невесомость делает наши движения неуклюжими и плавными, как на лунном плато или в замедленной съемке. Кони трясли заиндевевшими гривами. Их мощные бока, наподобие чешуи, были покрыты блестящими ледяными корками. Гривы бряцали, звенели, словно хрустальные нити. Родственники, дети и гости высаживались из саней и спешили к дверям. До Нового года оставалось всего ничего.

Едва все расселись за столом, чуть подзакусили, отогрелись с мороза несколькими рюмками водки, как долговязые напольные часы в простенке между двумя громадными окнами, выходящими на заснеженную реку, начали звучно и с оттягом бить: «бом-м, бом-м…» Сияние многоярусной люстры над праздничным столом постепенно угасало. Скоро в комнате сделалось совсем темно, и за окном уже в полной красе засверкала огнями новогодняя елка. Все, включая детей, тут же поднялись со своих мест и, блестя глазами, озабоченно переглядывались, – словно старались уловить движение времени и не пропустить момент, когда нужно будет загадать заветное желание.

Я рассеянно считал монотонные удары, которые отбивали часы, и только между седьмым и восьмым ударом спохватился, что ведь так еще ничего не загадал. Сердце тревожно сжалось. Вообще-то, я не был суеверным и понимал, что, если загадать желание, нет никакой гарантии, что оно сбудется, но, с другой стороны, также понимал, что если желание не загадывать, то оно и подавно не сбудется… В оставшиеся мгновения я судорожно перебирал в памяти варианты желаний и даже слегка запаниковал. Впрочем, как раз к последнему удару сокровенное желание все-таки удалось сформулировать. В следующий миг из маленькой дверцы, расположенной над циферблатом часов, выскочил механический петрушка в красном колпаке с золотыми бубенчиками и, едко расхохотавшись, снова исчез, а дверца захлопнулась.

– Ура! – дружно закричали мы и принялись целоваться и звенеть хрустальными бокалами.

Народу собралось не так уж много. Во всяком случае ощутимо меньше, чем собиралось еще несколько лет назад. Иных, как говорится, уж не было, а те далече.

Когда-то Папа отличался редкостной общительностью и особенно ценил мужское товарищество. В студенческие времена у него была уйма друзей. Именно этим его качеством была покорена Мама, которая была одержима неуемной страстью заботиться обо всех и каждом, несмотря на то, что к тому времени у нее подрастала дочка, а мужа все еще не имелось. Тем не менее, ее энергии хватало на всех. Энергия эта перехлестывала через край. Тогда-то Мама и повстречала Папу и сразу почувствовала, что рядом с этим мужчиной сможет пригреть под распростертыми крылами целый мир. Такая уж у нее была натура.