Уильям Гибсон - Распознавание образов

– Хорошо, хорошо. Давай отправляйся в кровать. Кстати, где ты этого Войтека нашла?

– На рынке в Портобелло.

– Нормальный мужик.

Она вдруг чувствует, что ноги отказываются подчиняться. Приходится упрашивать, чтобы они отнесли ее наверх.

– Он безобидный. – Кейс сама толком не понимает, что имеет в виду.

Поднявшись на второй этаж, она кое-как раскладывает диван и падает на него, как подкошенная. Бун просил позвонить. Она достает телефон и набирает его номер.

– Слушаю.

– Привет, это Кейс.

– Ты где?

– У Дэмиена. Он вернулся.

После небольшой паузы Бун говорит:

– Это хорошо. Я о тебе беспокоился.

– Я и сама о себе беспокоилась. Сегодня в машине, когда услышала, как ты вешаешь Бигенду лапшу. Что это значит, Бун?

– Просто играл по обстоятельствам. Может, он знает гораздо больше, чем мы думаем.

– Откуда?

– Это уже второй вопрос. Такая возможность не исключена. Подумай, кто дал тебе мобильник?

Он прав.

– Значит, ты надеялся, что он проговорится?

– Да, решил попробовать.

– Мне это не нравится, Бун. Ты сделал меня соучастницей и даже не спросил, не дал мне выбора.

– Ну извини.

Кейс не слышит в его голосе раскаяния.

– Мне нужна картинка, – говорит он. – Ты можешь ее переслать?

– А это безопасно?

– Ее уже столько раз посылали взад-вперед. Сначала твоему другу, потом тебе. Если враги перехватывают имэйлы, то картинка уже у них.

– Зачем она тебе?

– Позову своего друга, будем считать чертей на кончике иглы.

– Серьезно.

– Буду импровизировать. Поковыряюсь в ней. Покажу парочке людей, которые умнее меня.

– Ну ладно. – Кейс не нравится, что он командует, а она подчиняется. – У меня есть твой имэйл?

– Нет, запиши. Чу, точка, Бэ...

Она записывает адрес.

– Что это за домен?

– Моя бывшая компания. Это все, что от нее осталось.

– Хорошо, сейчас отправлю. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Чтобы послать картинку, надо достать «Айбук» и подключиться к телефону. Она делает это на автопилоте – и, судя по всему, успешно, так как письмо уходит без проблем. Заодно можно проверить почту.

Новое письмо от матери – на этот раз с какими-то необычными приложениями. Не успев подумать, Кейс открывает его.

Эти шумовые фрагменты были случайно записаны студентом нью-йоркского колледжа с факультета антропологии. 25 сентября он проводил опрос рядом с баррикадой на пересечении улиц Хаустон и Варрик, где наклеены фотографии пропавших без вести. Мы обнаружили, что сделанная им запись чрезвычайно богата элементами ФЭГ. При помощи различных методов нам удалось выделить несколько десятков значимых сообщений.

– Он получил утку в лицо, – шепчет Кейс и закрывает глаза. Посидев так несколько секунд, она вздыхает и продолжает читать.

Я уверена, что эти четыре сообщения отправил твой отец. Знаю, ты не веришь в такие вещи, но мне кажется, что он пытается что-то сказать именно тебе, а не мне (он дважды отчетливо произносит «Кейс»), и судя по всему, это очень срочно.

Такого рода записи плохо поддаются обычным методам расшифровки. Усопшие предпочитают общаться с нами, модулируя белый шум, и поэтому увеличение отношения «сигнал-шум» неизбежно приводит к уничтожению сообщения. Но если надеть наушники и прислушаться, то можно различить, как твой отец говорит следующее:

Файл № 1: Овощной магазин... (??) Световая башня... (жизнь?)

Файл № 2: Кейс... Сто двадцать... (начало твоего адреса?)

Файл № 3: Здесь холодно... Корея (скорее?) Незамеченный...

Файл № 4: Кейс, эта кость... В голове, Кейс...

(Некоторые здесь считают, что последняя фраза означает «в голом веке», но вряд ли твой отец сказал бы такую бессмыслицу.)

Я понимаю, все это далеко от твоей реальности. Но для меня это часть жизни, и поэтому я сейчас здесь, в «Розе мира», с моими друзьями, пытаюсь помочь в расшифровке. Твой отец пытается тебя о чем-то предупредить. Честно говоря, больше всего я хотела бы, чтобы он прямо сказал, где и когда свершился его переход. Тогда мы смогли бы организовать поиск, провести анализ ДНК и доказать, что он действительно погиб. Официальное расследование, как и следовало ожидать, буксует, хотя я сменила адвоката и написала заявление в...

Кейс смотрит на свою руку, которая только что закрыла письмо Синтии – сама, без команды.

Дело не в том, что ее мать сумасшедшая (Кейс знает, что это не так), и не в том, что она в верит в такую чушь (хотя это действительно чушь), и даже не в мутном и банальном содержании так называемых сообщений (к этому Кейс уже привыкла), а в том, что вся эта суета превращает Уина в какого-то живого мертвеца.

Когда близкий человек пропадает в Манхэттене утром 11 сентября, но нет никаких свидетельств, что во время теракта он находился рядом со Всемирным торговым центром, – уже одно это делает неопределенность нестерпимой. Об исчезновении Уина они узнали только через неделю. Полиция работала с перебоями, а банк, выдавший ему кредитную карту, в неразберихе не сразу связался с родственниками. Кейс пришлось одной заниматься поисками; ее мать какое-то время боялась летать и оставалась на Мауи, хотя аэропорты уже открыли. 19 сентября лицо Уина прибавилось к сотням других, наклеенных на баррикады, мимо которых Кейс проходила каждый день. Вполне возможно, что студент нью-йоркского колледжа стоял с диктофоном рядом с фотографией Уина, когда тот подал голос сквозь невидимую мембрану, отделяющую мир Кейс от мира, в который верят у себя на Гавайях Синтия и ее свихнувшиеся приятели. Кейс собственными руками наклеила несколько карточек на баррикаду у пересечения Хаустона и Варрика. Карточки были отсканированы в ближайшем центре «Кинко» и заламинированы в пластик. После Уина, не любившего сниматься из-за специфики своей профессии, почти не осталось фотографий. На карточке, которую выбрала Кейс, ее отец слегка напоминал молодого Уильяма Берроуза.

Многие незнакомые лица стали тогда знакомыми, навсегда отпечатались в памяти.

Копируя в то утро в «Кинко» фотографию Уина, Кейс видела, как из соседних ксероксов выползают изображения других мертвецов, чтобы занять место на фанерных страницах городского альбома потерь. И ни разу, прикрепляя фотографии к баррикаде, она не видела, чтобы одно лицо было наклеено поверх другого. Именно этот факт в конце концов сломал запрет и позволил ей заплакать, сгорбившись на скамейке на Юнион-сквер, рядом с дрожащими язычками свечей у подножия памятника Вашингтону.

Перед тем как расплакаться, она несколько раз переводила взгляд с подножия памятника на странную инсталляцию на другой стороне Четырнадцатой улицы, над входом в «Вирджин мегастор», где гигантский метроном отсчитывает секунды и испускает струю пара, – а потом назад, на органический нарост из свечей, цветов и фотографий, и ей казалось, что разгадка кроется в понимании связи между этими двумя объектами.