Вадим Проскурин - Хоббит, который слишком много знал

— Нет, Творец никак не может быть излишней сущностью. Если нет Творца, то кто сотворил мир? Каждое действие и явление имеют свою причину и Творец есть начало этой цепи причин и следствий. Нет, Хэмфаст, Творец существует, и это строго научно доказано. А вот то, что судьба каждого разумного предопределена… Может, так оно и есть, но какая, по большому счету, разница? Ты можешь думать, что сделал что-то, руководствуясь свободой воли, или что ты сделал то же самое потому, что так предопределено судьбой. Какая разница, как ты объясняешь свои поступки, если поступки в обоих случаях одни и те же?

— Но у Сссра поступки другие. Вначале он хотел побывать в Средиземье, а потом решил, что судьба против этого, и вернулся в башню.

— А вот это — глупость, — отрезал Уриэль. — Дремучая, беспросветная глупость. Позволить каким-то идеям или там убеждениям руководить твоими поступками — это просто глупо. Никак не ожидал такого от Сссра.

— А от меня ты такого ожидал? Я ведь постоянно руководствуюсь в жизни правилами и обычаями Хоббитании.

Уриэль покровительственно улыбнулся.

— Ты еще очень молод, Хэмфаст, а молодости свойственно ниспровергать авторитеты на словах, но на деле пребывать в глубочайшей зависимости от идей, внушенных старшими.

— Ты считаешь, это плохо? — я начал понемногу заводиться.

— Да нет, — пожал плечами Уриэль, — это естественно. То, что солнце восходит на востоке, а заходит на западе, — хорошо или плохо? Так устроен мир. Солнце восходит на востоке, а молодые разумные передают свои души во власть разнообразных идей. Когда я был молод, я тоже страдал великими идеями.

— Какими же, если не секрет?

— Какие тут могут быть секреты? Я хотел познать много великих тайн и стать самым великим и мудрым магом Средиземья. Я думал, что, когда я познаю Великую Истину, все эльфы и другие разумные восхитятся моими достижениями и воздадут мне великие почести. А потом я понял, что знания подобны кругам на воде — периметр возрастает вместе с охваченной площадью.

Я озадаченно помотал головой.

— Что ты имеешь в виду? Чем больше познаешь, тем больше непознанного?

— Именно. Чем больше тайн природы становится тебе известно, тем больше неоткрытых тайн попадается тебе на глаза. Ты знаешь, откуда берется дождь?

— Как откуда? Дождь проливается из туч, которые приходят по небу.

— А откуда берутся тучи?

Я пожал плечами.

— Да какая разница?

Уриэль удовлетворенно кивнул.

— Вот именно. Невежда не видит загадок, над которым бьется мудрец.

— Под невеждой ты подразумеваешь меня? А под мудрецом, очевидно, себя?

— Не заводись, Хэмфаст. Я не имел в виду тебя, то, что я сказал, — просто дейлская пословица. Действительно, мудрец — это тот, кто умеет разгадывать загадки. Но истинный мудрец глуп и оттого мудр.

— Чего? — Мне показалось, что я ослышался, уж очень откровенный бред стал нести Уриэль.

— Мудрец, полагающий себя мудрецом, есть глупец. А мудрец, полагающий себя глупцом, есть мудрец. Тоже дейлская пословица. Смысл ее прост: чтобы связно и продуктивно мыслить, надо постоянно осознавать ничтожество своего разума. Как только ты начинаешь думать, пусть даже бессознательно, что тебе открыты все тайны мира, можешь быть уверен — никаких новых тайн ты не откроешь. Так что я ни в коей мере не имел в виду себя, говоря о мудреце.

— Ладно, хрен с ней, с философией. Значит, ты считаешь, что каждый разумный волен сам придумывать себе законы и правила?

— Ты понял! — Уриэль прямо-таки просиял.

— Но тогда чем ты отличаешься от Моргота, презревшего законы Творца и попытавшегося установить свои?

— Тем, что я не берусь за невыполнимую задачу.

— А если бы ты точно знал, что сумеешь свергнуть Творца, стал бы ты делать это?

— А зачем? Зачем мне его заботы?

— Значит, ты не идешь путем Моргота просто потому, что не хочешь? Ты не видишь никаких других причин, по которым так нельзя делать?

— А что это за причины? Например, Эру сотворил мир в целом и меня в частности? Я не просил меня сотворять. Я ничем не обязан Творцу, я живу так, как считаю нужным. И только так.

Я непроизвольно поежился. Никогда не думал, что Уриэль, великий маг, почти всемогущий, но умный и добрый, исповедует такие убеждения. Это чудовищно! Если думать так, как думает он, можно оправдать любые зверства.

— Скажи, Уриэль, — спросил я, — если бы ты узнал, что для сотворения какого-нибудь очень могущественного артефакта тебе нужно убить тысячу младенцев, ты бы сделал это?

Уриэль улыбнулся:

— Классический пример из учебника по этике для молодых магов. На практике такое если и бывает, то крайне редко. Мне лично ни разу не приходилось делать такой выбор.

— А если бы пришлось?

— Если бы пришлось… Если бы пришлось, я десять раз взвесил бы все «за» и «против». Если этот артефакт стоит такой цены, я бы ее заплатил. Но я попытался бы найти другой путь к сотворению артефакта, на худой конец использовать не натуральных младенцев, а свежесотворенные копии.

— Но убийство младенца… это же зло! Самое черное зло в самом чистом виде.

— В каждой мысли и в каждом действии содержится как добро, так и зло. И эти понятия далеко не так противоположны, как ты думаешь. Зло может творить добро, а добро может творить зло. Когда ты был Обериком, ты воевал, и это было зло. Но ты же воевал во имя добра!

— Ну не знаю… — Я совсем растерялся. — Я всегда считал, что есть установленный порядок вещей, которому каждый обязан следовать и нарушение которого есть зло. Что нельзя убивать, красть, лгать, делать другим гадости… А ты говоришь, что можно все, только надо все делать разумно.

— Маг тем и отличается от смерда, — медленно произнес Уриэль с загадочной улыбкой, — что берет на себя ответственность за все свои поступки. Маг не прячется за стену законов, маг не говорит: ой, я думал, это хорошо, все так делают и считают, что это хорошо, а у меня почему-то получилось плохо. Маг твердо знает — что бы он ни сделал, ответственность будет лежать на нем.

— Ответственность перед кем?

— Перед самим собой. Думаешь, этого мало? Нет, Хэмфаст, можешь мне поверить, нет наказания страшнее, чем муки собственной совести.

— Но совесть… Она же реагирует на нарушение законов. Ты говоришь, что для мага законы не имеют значения, что магу все позволено, но тогда получается, что у него не может быть совести.

— Нет, Хэмфаст, совесть не реагирует на нарушение законов. Совесть — сама по себе закон. Этот закон не предписан кем-то имеющим власть, каждый составляет его для самого себя. И горе тому, кто нарушит свой собственный закон. Рано или поздно это случается с каждым, это случится и с тобой, и тогда ты поймешь, о чем я говорю.

— Может быть, — я пожал плечами, — но пока я не вполне тебя понимаю.